Роман Злотников - Пушки и колокола

Владимир Андреевич, налево и направо круша противника мечом, неумолимо прорубался в самый центр литовского соединения. За ним, яростно орудуя обагренными кровью клинками, шли несколько сотен всадников в островерхих шлемах. Не ожидавшие столь свирепой атаки ягайловцы дрогнули. Кто полетел с пригорка на лед, кто, развернувшись, побежал назад к шатрам. Остальные же, затянутые в воронку лютой сечи, очумело вращая головами, пытались отбиваться от молниями сверкающих тут и там клинков. Удар! Меч Владимира Храброго, не выдержав, разломился, но это ни на секунду не задержало ратного мужа. Что-то крича следовавшим за ним воинам, тот принялся крушить щитом, помогая себе обломком меча, сея смерть среди вражеских рядов, а затем, на секунду поднырнув, выхватил из гущи новый клинок и, творя им страшный вред, двинулся дальше.

Видя все это, оставшиеся в резерве ягайловцы, открывая тыл, бросились на подмогу. Впрочем, опасаться было нечего. Из леса им на подмогу уже бежали два отряда человек по сто пятьдесят. Даже на бегу прикрываясь выгнутыми, почти во весь рост, щитами, они, держа на плечах длинные копья, нацелились вроде как на самую гущу лютой сшибки.

Почуяв неладное, шедшие последними возрастные воины войска Ягайло принялись, отчаянно жестикулируя и крича, махать мечами в сторону надвигающихся частей. Пытаясь привлечь внимание легких конников, пешие, валко развернувшись, двинули наперерез пополнению, целясь в центр надвигающимся силам. Чуть пометавшись, словно бы решая, двинуться на немногочисленные полки пеших или же атаковать дерзких конников, литовские всадники решительно ринулись в самую гущу отчаянной сшибки, где люди Владимира Храброго уж слишком уверенно перли, работая мечами и щитами, кромсая, оглушая и проламывая мечущихся туда-сюда воинов войска Сигизмунда, оставив самозванцев на пеших воинов.

У стен крепости дело также начало принимать неприятный для жмуди оборот. Увлекшись атакой, те сгруппировались и, вместо того, чтобы растягивать немногочисленные силы защитников Вязьмы, наоборот, сбились в кучу, словно бы одним мощным броском планируя прорвать оборону, разметав во все стороны людей Дмитрия Донского. И разбросали бы, если бы не посыпавшиеся с крутого берега их же товарищи по оружию! Давя на задние ряды, те создавали сумятицу, в результате которой идущих впереди буквально силой выбрасывало прямиком на не знающих жалости мечи и копья пришедших из Москвы. А тут еще и бомбардиры Дмитрия Донского, с удовольствием растрачивавшие остатки пороха, поливали литовские полки смертоносными ядрами, разнося тех в прах.

Бросив силы на удержание рвущихся в бой людей Владимира Храброго, ягайловцы совсем упустили из внимания приближающиеся с тыла соединения. Те, сблизившись с литовцами, резко перестроившись, построили три детинца. Секунда! И укрывшиеся в самом центре лучники, прицелившись, отправили навстречу идущим рваной цепочкой литовцам первый залп, выбивая приличное количество человек, с короткими криками повалившихся на снег, пораженных беспощадными стрелками. Остальные, сбавив ход, тут же сгруппировались, сбившись в четыре шеренги и закрывшись щитами, боевым строем продолжили движение вперед, готовясь массой проломить защиту детинцев. Короткий свист разом оживил фигуры, и те, раскрывшись, огрызнулись еще одним залпом теперь уже по прямой траектории. Две из подошедших почти вплотную шеренг неприятеля с воплями рассыпались на десятки отдельных воющих фигурок, но это не остановило остальных, благо расстояние до детинцев уже позволяло жмуди броситься в атаку.

По команде свистка замки снова закрылись, а из их центра в сторону летящих в атаку литовцев полетели увесистые мешочки, в которых Булыцкий признал те самые картечные гранаты, начиненные порохом. Заряды те, впрочем, даже и не долетели до цели, тяжко приземлившись в снег на пути у неприятеля, даже раззадорив последних. Так, что за несколько шагов до ощетинившихся копьями боевых строев те, рассыпавшись в цепь, рванулись вперед.

С десяток коротких взрывов в самой гуще наступающих разметали цепь, заметно ее проредив. Не понимая, что произошло, оглушенные, в мясо посеченные чугунными черепками разорвавшихся мешков наступающие, вмиг смяв боевой строй и забыв про атаку, рассыпались в стороны, пытаясь спастись от рвущих доспехи и плоть чушек, становясь легкой добычей московских лучников.

Очередная трель свистка, и, рассыпавшись, ратных дел мастера яростно ринулись в атаку на обезумевших от страха и боли литовцев. Не щадя никого, кромсали потрепанного деморализованного противника, буквально опрокидывая оглушенных бойцов, валя на снег и мощными ударами вспарывая доспехи, щедро поливая кровью утоптанный снег.

Видя очередной провал, побежавшие из-под русских ядер воины с воем ринулись на обидчиков, ведомые целью поквитаться с относительно немногочисленным противником. Подчиняясь очередной команде свистка, те, выстроившись в одну шеренгу и держа щит к щиту, плотной стеной ринулись на жмудь. Окончательно запаниковав, атакованное со всех сторон войско Сигизмунда, озадаченное больше целью выжить, принялось рассыпаться на отдельные тикающие с поля боя фигурки. Развернувшись в шеренгу, мужи, до того действовавшие плотным строем, с радостными воплями ринулись прямиком на дезориентированного противника, тесня и действуя вместе с конницей Владимира Андреевича Храброго, сбрасывая остатки неприятеля с крутых берегов Вязьмы.

Лед, застонав от такой нагрузки, просел и со страшным треском начал проламываться, как в первый день атаки, губя окончательно запаниковавших литовцев.

– Назад все!!! На берег давай!!! – зычный крик Дмитрия Ивановича разом привел в чувства увлекшихся боем защитников крепости, и те, прикрываемые оставшимися на стенах лучниками и отчаянно сдерживая в ужасе напиравшую толпу, дружно двинулись назад, медленно покидая опасный участок.

– А ну, православные! Кули!!! – Один из дружинников войска Владимира Андреевича, присев на колено и высекши огнивом искру, широко замахнувшись, отправил на лед плотно набитый мешочек. Его примеру тут же последовали и остальные, забрасывая лед смертоносными зарядами, целясь в еще не поврежденные его участки. Несколько мгновений, и воздух распорол сухой треск серии взрывов, разметавших и без того сбитых с толку ягайловцев, попутно оставляя знатные воронки.

Лед, и без того подточенный немалой нагрузкой, пошел серией зловещих – от воронки к воронке – трещин и, со стоном лопаясь и тут же крошась на десятки небольших кусков, разом потопил большую часть мечущегося войска. Те же, кому повезло успеть добраться до относительно неглубокого участка, теперь, побросав оружие и вытащив товарищей, шумно отплевываясь, выбирались из ловушки. Всего – около полутора сотен человек. Еще – около тысячи деморализованных и дезориентированных, уцелевших на поле боя и тех, кто не успел скатиться на лед. И несколько сотен раненых, из которых – несерьезно десятка четыре. Остальные, принимая во внимание уровень медицины, условия гигиены и отсутствие у Великого князя Московского большого желания тетешкаться с неприятелем, – с достаточно сомнительными шансами выжить. Разгромленные многократно уступающим в размерах русским войском и оттого полностью деморализованные, они, побросав оружие и молча пялясь под ноги, теперь покорно ждали решения князя.