Гай Орловский - Небоскребы магов

Он нахмурился, но кивнул своим.

– После Белянки начинайте на длинном поводе Краснохвостика. Я сейчас вернусь.

Я думал, мы пройдем в дом, однако он отошел на десяток шагов и сказал злым голосом:

– Понимаю, что вы, раз уж справа от герцога, должны были познакомиться с ним раньше, а потом уже со мной… но это все равно неприятно. Итак, что вы хотите сказать?

– Глерд, – сказал я доброжелательно, – я всего лишь прошу вас отказаться от тех спорных земель в пользу герцога. Как можно не пойти на уступки перед таким уважаемым человеком?

Он взглянул сверху вниз с таким презрением, словно я не человек вовсе, а нечто вроде колченогого таракана, который даже ползти по прямой не способен.

– Глерд, – произнес он высокомерно, – то, что вы получили замок в дар от короля, ничего не значит во взаимоотношениях между высокородными глердами. У нас свои правила! Герцог не получит эти земли!.. Более того, я рассчитываю со временем явиться к нему и забрать пока что принадлежащие ему владения, так как в древние времена, что нашло отражение в хрониках, они принадлежали моим предкам!

Я выслушал, сказал с облегчением:

– Если так, глерд, это прекрасно. Я имею в виду, что его величество не вмешивается в такие разборки. Ему лишь бы исправно платили налоги, понятно…

Он гордо вскинул подбородок и произнес с высоты своего роста, хотя, на мой взгляд, выше меня разве что на пару пальцев:

– Надеюсь, глерд, я вас больше не увижу в своих землях. Эти, кстати, тоже мои.

Я сказал галантно:

– Глерд, а я как раз уверен, что мы завтра встретимся… Нет, не здесь, а на границе земель герцога и ваших земель. Там такой мостик, помните?.. И к тому времени вы придете к пониманию, что те спорные земли вовсе не спорные, а они бесспорно… простите за тавтологию, принадлежат законному владельцу.

Он спросил зло:

– Герцог готов признать, что эти земли мои?

– Напротив, – сказал я. – Мне кажется почему-то, что завтра вы откажетесь от этих земель и будете умолять герцога принять их себе. Потому я не прощаюсь, глерд! До завтра на стыке ваших с герцогом земель!

Я повернул коня и унесся прочь, не слушая, что за оскорбления он выкрикивает в спину.

Домой я вернулся уже при свете двух лун, огромной красной, что уже нависает над миром, неподвижная, как авианосец, и фиолетовой, эта катится по ней, будто жемчужина по тарелке.

Фицрой учуял как-то мое появление, примчался, пахнущий вином, жареным мясом и острыми специями, весь чуть ли не танцующий от жажды что-нить делать, а еще лучше – ломать, спросил, расширяя в жадном ожидании блестящие от любопытства глаза:

– Ну как?

– Как обычно, – ответил я.

– Никак?

Я кивнул.

– Точно. В дипломатии это обычное дело, потому делаем следующий шаг.

– Какой?

– Накладаем, – ответил я, – а то и накладываем санкции.

– Ого, – сказал он с уважением. – Звучит серьезно! А что это?

– Да такая хрень, – пояснил я, – с помощью которых можно делать гадости. От самых мелких до очень серьезных, что уже на грани войны.

Он в азарте потер ладони.

– Это я люблю!.. С чего начнешь? Что-то хитрое?

Я покачал головой.

– Знаешь, мне уже недостает зелий, которые употреблял в своем королевстве. Они прочищают мозг, заставляют ярко мыслить. А здесь в голову лезет только самое тупое: того застрелить, того зарезать… а еще лучше все-таки застрелить… это чтоб не пачкать руки кровью.

– Значит, – спросил он, – стрельба? Из твоего магического арбалета?

Я ответил нехотя:

– Увы, да. Ничего умнее в голову не лезет.

– А чего вдруг полезет, – изумился он, – если у тебя уже есть такое простое решение?.. Значит, будешь стрелять из того, который бьет так далеко?

– Да, – ответил я с досадой. – Снова. Ну дурак я, ничего более умного, изощренного не лезет в голову. А время поджимает!

– Интриги, – сказал он, – оружие слабых. Если можно решить проблему, выпустив магическую стрелу из твоего арбалета в лоб… то какие еще вопросы?

Я вздохнул.

– Ты прав. Я ж говорю, когда в руках молоток, все вокруг кажется гвоздями… Пойдешь со мной? Или к поварихе?.. Как ее зовут?

Он оскорбился.

– Откуда мне знать? Вообще какое-то непотребство, давать женщинам имена!.. Прибил бы первого, кто это начал! Достаточно всех звать, например, лапушками…

– Значит, – переспросил я, – к поварихе?

Он облизнулся.

– Повариха хороша, но что мы за мужчины, если женщины для нас выше приключений?

– Согласен, – сказал я. – У нас для таких мужчинок существуют не самые ласковые имена. Самое безобидное и даже мирное – бабник, а те, что покруче…

Он внимательно слушал, выражение лица стало сперва удивленным, восхищенным, восторженным, наконец ахнул:

– Ну и свирепый же вы народ!.. Насколько же вы стремитесь к славе, подвигам и приключениям, если для таких юбочников столько… определений!.. Когда начнешь?

– Сейчас, – ответил я. – Это неприятности нужно откладывать на потом, но не такое же удовольствие, как подо… подпортить ближнему!

У герцога народ уже крепко спал, когда мы на двух быстрых конях пересекли его земли и вторглись на территорию потенциального противника, хотя я с ним и расстался якобы любезно.

Тогда на обратном пути не очень-то смотрел по сторонам, но, к счастью, луна светит ярко, хотя мир погружен в зловеще-багровый свет, и вскоре увидел холм в полумиле от замка глерда Риппера, где на вершине только мягкая травка, даже кустов нет, словно природа приготовила место для пикника.

Фицрой раньше меня сообразил, что это место идеально для моих целей, повернул коня. Я поморщился, что-то быстро слишком соображает, ловит все на ходу, обучаемость поразительная, из какого же он королевства…

Он спутал коням ноги у подножия холма, они тут же принялись щипать травку, мы перенесли наверх мой мешок с винтовкой и второй, что потяжелее, но зато там и такие необходимые в важных делах вещи, как бурдюк с вином, хлеб, сыр, мясо и рыба.

Я принялся собирать винтовку, Фицрой деловито расстелил скатерку, тщательно расправил и примял, чтобы торчащие стебли не нарушали гармонию.

– Что-нибудь придумал еще?

Я покачал головой.

– Знаешь, Фицрой, я в самом деле что-то отупел… Хотя я и раньше не блистал, но сейчас вообще всего на один шаг вперед рассчитываю!.. Потому давай подождем, что получится.

Он разложил на скатерке еду и поставил две серебряные чаши. Когда вытащил из мешка объемистый кувшин, я облизал губы и прильнул к окуляру.

В просветленный прицел ночного видения можно рассмотреть отчетливо даже мелькающие на занавесках и шторах окон силуэты.

Я навел крестик на один, на другой, ощутил сладостное желание нажать на спусковую скобу, сердце застучало чаще и как-то тревожно.