Игорь Карде - Бронелетчики. Кровь на снегу

С захватом Оулу сообщение между двумя частями Суоми, севером и югом, будет наконец прервано, и части, обороняющие линию Маннергейма, окажутся отрезанными от резервов и снабжения. И ничто уже не помешает Красной армии нанести мощный удар и полностью разгромить их. После чего – стремительный бросок на Выборг и взятие его. Захватить город, пожалуй, получится даже без большого боя, чуть не голыми руками – ведь оборонять-то его будет уже некому. И если командование РККА не замешкается, не закопается, как всегда, то войну можно закончить уже через месяц-полтора. Путь на Хельсинки будет открыт, и капитуляция финских армий станет лишь вопросом времени.

Перед угрозой полной оккупации страны правительство Суоми, несомненно, согласится на мирные переговоры. Тогда дожать, навязать финнам свои условия – будет уже делом техники. Точнее, советской дипломатии. Премьер-министр Ристо Рюти подпишет любой договор, лишь бы избежать превращения Финляндии в очередную советскую республику.

А если что – привезем в Хельсинки так называемое Терийокское правительство во главе с Отто Куусиненом, и всё, дело сделано: финны согласятся на любые территориальные уступки. Из-за которых, собственно, и началась война… Сами перенесут свою границу на девяносто километров в глубь территории (главное – подальше от Ленинграда), сдадут полуостров Ханко на тридцать лет в аренду (под советскую военно-морскую базу) и безвозмездно подарят СССР мелкие острова вдоль основного судоходного фарватера Финского залива…

Ну, или почти безвозмездно – в обмен на дикие, пустынные земли в северной Карелии. Где никого, кроме медведей, волков и лосей, никогда не бывает. Зато много грибов, ягод, да и природа просто отличная – девственная, чистая, нетронутая. Пусть финны пользуются, не жалко!

Так что для успеха требовалось всего ничего – отодвинуть в сторону (желательно – подальше) 9-ю финскую армию, закрывавшую путь на Оулу, разбить 27-й полк, стоявший напротив 44-й дивизии, и разогнать батальон ополченцев, угрожающий советским частям с тыла и правого фланга. После чего – бросок вперед, к победе!

Поэтому атака на Пюнямя имела для Красной армии большое значение. И ее надо было провести быстро и безупречно…

Рано утром, еще в темноте, длинная вереница разведчиков в белых балахонах скрылась в лесу, за ней потянулись простые красноармейцы – тоже на лыжах, но уже без маскхалатов (на всех не хватило).

Как только группа Овсянникова исчезла из виду, майор Злобин махнул рукой – вперед! Бронелет на малых оборотах выехал из конюшни и направился на окраину деревни, где его уже ждали командиры первой и второй роты. Они с бойцами должны были обеспечить фланговое прикрытие машины во время движения, а также создать видимость наступления на Пюнямя.

Совещание на околице было недолгим – все знали свои задачи. Первыми в сторону Пюнямя выдвинулись самые опытные красноармейцы. Их цель – обнаружить вражеских дозорных и по возможности быстро устранить. А если снять без шума не удастся – то просто отогнать плотным огнем и открыть дорогу для бронелета, чтобы тот смог атаковать финские позиции.

Злобин рассчитывал, что ополченцы в Пюнямя, не ожидающие столь дерзкого и решительного нападения, растеряются и не смогут организовать должный отпор. Нет, конечно, у них имеются хорошо устроенные укрепления и даже огневые точки (как же без этого – порядок есть порядок), но пока они выбегут, пока разберутся, что к чему, пока доберутся до своих пулеметов…

Бронелет тем временем успеет выскочить на более-менее свободное пространство и развернуться для атаки. И отвлечет на себя внимание обороняющихся, а две роты охватят Пюнямя с флангов, возьмут, что называется, в клещи. С тыла же на него нападет группа Овсянникова. Если удастся уничтожить штаб ополченцев и лишить их управления, то дело, считай, будет сделано.

Майор Злобин из боевого опыта уже знал, что финны не любят, когда их обходят с флангов или тем паче атакуют с тыла. При первой же угрозе они, как правило, отходят, оставляют даже прекрасно укрепленные позиции. Сидеть в окопах и отстреливаться до последнего – нет, это было не для них. Своя шкура, как говорится, всегда ближе к телу…

Чтобы не спугнуть дозорных и не сорвать нападение, было решено толкать бронелет вручную – как большие груженые сани. Конечно, это тяжело, неудобно, но что делать? Главное – скрытность и внезапность…

Для этих целей машину максимально облегчили – оставили в конюшне все продукты, личные вещи, запасные детали, горючее и даже значительную часть боеприпасов. Взяли с собой только самое необходимое – медикаменты и немного патронов с гранатами. На час-другой боя хватит, а там и разведчики Овсянникова подойдут и сделают свое дело. Если возникнет какая-то заминка, всегда можно будет быстро метнуться на хутор и пополнить запасы. По заснеженной лесной дороге – всего пятнадцать минут ходу. Или лету, если считать бронелет «наземным штурмовиком».

Для буксировки машины спереди к бамперу привязали длинные веревки, в которые впряглись десять самых сильных красноармейцев (в качестве живой тягловой силы), а сзади и сбоку встали сами бронелетчики (кроме Сергея Самоделова – тот, как водитель, остался в кабине). По команде Злобина все дружно уперлись, потянули, толкнули – и бронелет медленно, но верно пополз по плотному снегу.

Сильные морозы, стоявшие последние дни, оказали существенную помощь бронелетчикам – по ледяной корке широкие лыжи скользили легко и свободно. Надо было только равномерно тянуть (или толкать) и следить, чтобы бронелет не съехал куда-нибудь в кювет. А то потом вытягивать будет трудно…

Через десять минут красноармейцы приноровились, и бронелет пошел по дороге уже достаточно ровно. Это напоминало детскую игру – катание на санях. Один тянет в качестве лошадки, а другой – седок. А потом меняются.

Майор Злобин вспомнил строчки, которые когда-то давно учил в школе на уроках литературы: «Вот бегает дворовый мальчик, в салазки жучку посадив, себя в коня преобразив…» Да, сколько лет уже прошло, считай, целая жизнь… Майор грустно вздохнул и сильнее налег плечом на корпус, упорно толкая бронелет вперед.

«Скорее бы уж все закончилось, – думал он, – так хочется съездить в родное Малышево. Три года в отпуске не был, может, хоть после этой операции, наконец, отпустят. Съездил бы в деревню, отдохнул, расслабился, сходил на рыбалку… Посидел бы с удочкой сначала на вечерней зорьке, а затем – и на утренней, наловил бы лещей, карасей, ершиков, приготовил бы на костре ароматнейшую, вкуснейшую ушицу, чтобы с дымком и непременно – под водочку, грамм этак двести или даже более… Какое счастье – просто сидеть на берегу реки, смотреть на воду и ни о чем не думать. Ни о войне, ни о смертях, ни о страшных потерях…»