Михаил Ремер - Спасти Москву

– Помнишь, предлагал тебе Дмитрий покняжить? – напомнил Владимир.

– Еще бы не помнить. Тогда отказался, а теперь – тем паче! – вдруг вспомнив последнюю ссору с Бэкаэмом, расплылся в улыбке преподаватель. Князья, бояре, холопы… Сюда бы их всех. Покняжить. Да хоть просто месяц-другой пожить! Ох и скурвились бы окончательно! Или, еще вероятней, с ума бы посходили, а то и руки понакладывали на себя разом! Хозяева жизни, только что и умеющие, так это видимость создавать чего угодно. А поди-ка здесь попробуй. А он, лысая башка, еще и с князьями равнял их по недалекости своей!

– Смешно, что ль? – подозрительно посмотрел на него Владимир Храбрый.

– Да то про свое я.

– Ох и чуден ты! – покачал головой его собеседник.

– Не серчай, князь, – виновато развел тот руками. – Я пойду лучше, за ранеными пригляжу.

– Ступай, Никола. Бог в помощь, – впервые улыбнулся грозный муж.

Еще недели на три остался Николай Сергеевич в городе, приглядывая за ранеными. И хоть ни врач никакой, а все-таки его стараниями поднялись даже кое-кто из тех, кому уже смерть верную прочили. Ну и мерли, правда, как мухи. Тут тебе и недостаток навыков, и отсутствие антисептиков, и условий да помещений специальных, за которые так радел Николай Сергеевич, про лазарет рассказывая Сергию. Глядя на мающихся в горячках, теперь понимать больше слова Владимира Андреевича пришелец начал. Многие из тех, кто одной ногой уже на том свете был, наверняка предпочли бы быструю смерть от топора палача, чем медленное, но мучительное затухание, против которого ни молитвы, ни скудный набор знаний уже ну никак не спасали. И хоть Киприан да люд, опытом умудренный, нарадоваться не могли результатам: вон сколько душ спасли православных, Булыцкий понимал, что и больше могли народу выходить. А тут и повод хороший, и люди в помощь, и благословение митрополита самого!

Теперь, что бы ни делал пенсионер, всегда рядом Слободан ковылял да дьячки его верные, которым он все, что самому ведомо, рассказывал. Перевязки, дезинфекции, мытье рук, и не только перед осмотром раненых, а вообще. Так, мало-помалу, прививаться начали кое-какие навыки да знания о гигиене. А еще занялся Николай Сергеевич делом потащным. А для пущей эффективности начал он сразу основу делать на жире. Так, чтобы и деревьев не валить столько, и чтобы эффект был. Он ведь смекнул уже, что часть новинок его мужикам попусту, а вот через женщин ох как ловко пропихнуть можно было бы.

А еще, занимаясь делами своими, жадно вести ловил от войска княжьего, и, как только дошла информация, что собирается возвращаться Дмитрий Иванович с победами славными, так и решил: пора! Уж хоть и растолковали ему про все, происходило что, все одно обиду затаил он где-то в глубине души на князя. А раз так, то и хотел так выйти из живо возрождающейся столицы, чтобы даже взглядами с ним не зацепиться. А вот с Владимиром да товарищами своими, Твердом да Милованом, проститься зашел.

– Ну, будь здоров, чужеродец, – поклонился Владимир Храбрый.

– Ты, Никола, у Сергия в монастыре и за нас свечки ставь, – обняв товарища, попросил Милован.

– И тебе за все спасибо! Наук ты мне хороших преподал, – последовал примеру бывшего лихого Тверд.

– И вам спасибо, – растрогался преподаватель.

– Ты вот чего, Никола, – деловито продолжил Милован. – Сеньку забери с собой. Он и юродивый хоть, а все одно Киприан недобро поглядывает на него. От греха.

Путь назад был намного быстрее. Теперь пришельцу дали скрипучую повозку, круп да несколько крепких сопровождающих, и уже на третий день под Сенькино щебетание телега закатилась в ворота обители.

– Ну, здоров будь, пришелец, – поклонился Булыцкому старец. – Молва о тебе по княжеству шагает. Наслышаны о тебе многие: беду как большую отвел от Московии. О том, как крови пролитию свершиться не дал и как души спасал православные после брани. О том, как князя поучал, да о том, как поверил он тебе. Тебе бы в Москве остаться: там тебе и почет, и достаток, и жизнь побогаче. Чего остаться не захотел?

– А нечего мне там делать, – проворчал в ответ тот. – И здесь дел невпроворот.

– Осерчал, – даже не спросил, а утвердительно усмехнулся старец.

– А тебе какая беда? То я грешник, а ты – святой, – резко развернулся тот, но Сергий остановил его, ловко схватив за локоть.

– А ты, видно, думаешь: все по умыслу твоему делаться должно?

– Ничего я теперь не думаю, – буркнул тот в ответ.

– Не серчай, – попытался успокоить пенсионера собеседник. – С твоего полета небось каждого тьфу-человечишку видно, что друг на друга наплести готовы да продать хоть мать, хоть князя, да хоть Бога самого? И лихого каждого, и каплю крови каждую пролитую? Московское княжество князья рязанские да нижегородские продали; а чего случись, первые же мечи и обнажат против князя великого Дмитрия.

– Одного не пойму: я крови одной пролиться не дал, так, получается, взамен нее другую, большую, может, лью.

– Думаешь, что все тебе ведомо? Так гордыня то, – опустился старец на пень и отрешенно уставился в одну точку. – А Московия, хоть и отбилась раз, так все одно княжество молодое да на распутье стоящее. Вон литовцы к латинянам как подадутся, так и новая кровь недалече. Тверяне – тоже земли могучие. Что случись, и за Ольгердовичами пойдут. А кто их удержит? Царьград? Так там замятня на замятне. А грех тот мой.

– Ты о чем?

– Давно вижу: маешься ты, да понапрасну все. Давно Дмитрий в слова твои поверил, да лишь виду не показывал, что к сече готовится за Москву. Оно чем меньше знает народу, тем покойней. Сам знаешь: Тохтамыш он лукавый. Не силой, так обманом. Князь сам приезжал, совета спрашивал: как быть.

– Князь?

– Тохтамыш – сила грозная, да нет в нем непобедимости. Неровня он покровителю своему – Тимуру. Тохтамыша разбей, так только раззадоришь и, чего доброго, Тамерлана гнев навлечешь. Сегодня с сотней пришел, завтра с сотней сотен вернется! Орда – сила. Хоть и неспокойно там, да все одно: силищи в ней, что в медведе раненом: берегись, коль рядом оказался. И жить нам с ней бок о бок да с княжеством Самаркандским.

Тохтамыш за золотом да славой победителя пришел; так и получит все, желанно что ему. Получит, и, Бог даст, пойдет вражда между ним да покровителем его. А княжеству нашему – так передышка. И на том слава Богу.

– И для этого меч поднять на земли русские? А кто науськал, скажут? Да чужеродец и науськал и научил.

– И для этого, – так же негромко отвечал Радонежский. – Или не твои слова: княжество, что зипун латаный: каждый себе голова?! А ежели не одно княжество, а поболе? Дюжина? Да полбеды, каждый сам по себе! Еще и делят все что-то князья! Еще и междоусобицы. И так кровь льется невинная! Так лучше разом вылить ее всю до дна, да так, чтобы не осталось ни капли черной вражды между князьями! Так, чтобы и из князьев один остался. Дмитрий Великий, что знамя православия в мир нести будет! Молюсь я, чтобы крови боле не проливалось. Молюсь, да чует душа: литься ей еще и литься. Пока в сердцах князей вражда да зависть друг к другу. Пока князья гордыней обуяны, нет и не будет покоя да мира на земле нашей. Единый князь нужен. Чтобы ни одна шельма слова поперек не сказал. Чтобы, беда коли, все как один ратью встали, а не прятались за стенами за своими. На то и благословил князя Дмитрия.