Михаил Тырин - Самоволка

На улице снова загрохотали выстрелы – теперь уже частые, словно бил пулемет. Степан даже не успел удивиться, что никакого пулемета у бродяг не было, только ружья. Он выждал паузу в стрельбе, приподнялся и дал еще одну длинную очередь в окно. Комнату заволокло смесью дыма и пыли.

Снова упал, вжался в пол. Стрельба на улице вроде стала утихать, было слышно, как ржет и всхрапывает на привязи конь.

– Эй! – донесся крик. – Выходи давай!

– Ага, сейчас тебе… – со злостью прошипел Степан, вскочил на колени и дал по окнам несколько коротких очередей.

Быстро перезарядился, снова затих за камнями.

– Кончай стрелять, дурило! Это я! Вылезай!

– Борька? – Степан на четвереньках подобрался к окну, осторожно выглянул.

И в самом деле, в десяти шагах от него выглядывал из-за глиняного столбика брат.

– Выходи, говорю! Ты там цел?

– Я… я цел! А где эти?..

– Нигде! Выбирайся, время дорого.

На ватных ногах Степан вышел на крыльцо. Он тут же наткнулся взглядом на одного из бродяг: скрюченный, как креветка, он лежал на тропинке в луже крови и дергался в конвульсиях. Еще двое валялись на дороге.

Борис увидел брата и вышел навстречу.

– Ну, ты даешь, Степашка… Двоих успел ушатать, пока я не подскочил.

– Я? – Степан нашел в себе силы удивиться. – Я их почти не видел… не целился даже… А кто это?

– Не знаю, бандюки какие-то, судя по прикиду. Надо ехать. Быстро собирай барахло, я пока коня тебе поймаю. Слушай, и зеленку там поищи какую-нибудь в вещах – у тебя рожа в кровь располосована.

Он отвязал от забора лошадь, ловко вскочил на нее, сильно дернул поводья, давая понять незнакомому животному, что шутить с ним не намерен.

Степана трясло. Он вернулся в дом, кое-как набил вещи в рюкзак, застегнул ремень, переложил пистолет в кобуру. Рассеянно посмотрел по сторонам – не забыл ли чего…

На улице очень скоро снова застучали копыта. Даже слишком скоро.

– Степан! Сюда, бегом! – закричал Борис. – Быстро, быстро!

Степан выскочил, на ходу накидывая рюкзак.

– Сюда! – Борька показал ему место на коне рядом с собой.

– Ты же собирался…

– Быстро, я сказал!

Втащив Степана к себе едва ли не за шиворот, Борис припустил коня по улице.

– Да что случилось?

– Молчи… и молись.

Лошадь вдруг резко замедлилась, и Степан чуть не вылетел на дорогу. В следующую секунду у него вспотел затылок.

Навстречу им мчались всадники – десятка два или больше. Такие же грязные и нечесаные, на лохматых, разукрашенных конях. Слышался свист, визг, щелчки кнутами.

– Ну все, приплыли… – выдохнул Борис.

Он повернул лошадь, и Степан убедился, что и сзади в облаке пыли их нагоняет другая группа всадников.

– Что делать, Боря? Может, уйти дворами?

– Некуда уже. Плохо дело, Степа. Мы с тобой перестреляли их разведку, а это – остальные подтянулись.

– Что делать?!

– Постарайся их не злить хотя бы… хотя куда уж больше.

Их быстро окружили. Бандитские лошади пошли вокруг «каруселью». Звучно защелкали кнуты, конь под Борисом вдруг поднялся на дыбы и рухнул. Степан успел увидеть только, как стремительно приближается земля, и ударился об нее всем телом, отбив все, что только можно.

Рядом ковырялся Борис, кнуты свистели у лица, тут же пролетали копыта, взметая пыль и камни. Пару раз спина ощутила горячие удары.

– Ханн-гэй! Ханн-гэй! – послышалось откуда-то сверху. После этого топот и свистопляска вокруг вроде бы стали тише.

Степан ощутил, как ему несколько раз несильно наподдали в ребра ногой. Он понял, что его хотят просто перевернуть лицом вверх. На него в упор смотрел один из бандитов – лысый, одноглазый, с торчащей в стороны бородой и серыми бородавками по всему лицу.

– Кенн-го! – крикнул он и расхохотался, показав гряду неровных коричневых зубов.

После этого сорвал с пояса какую-то засаленную липкую тряпку, накинул Степану на голову и ловко завязал узлом.

Того едва не вырвало от тошнотворного запаха. Тут же он почувствовал, как его ощупывают, тормошат, лезут в карманы, сдирают обувь и ремень.

Степан не успел даже охнуть, как его дернули, подняли и с размаху опустили на что-то жесткое и неудобное – кажется, лошадиное седло.

Так и есть – бросили поперек лошади. Неподалеку сдавленно вскрикнул Борис – его тоже упаковали.

Бандиты обменялись невразумительными возгласами и поскакали. Степан ничего не видел, он лишь ощущал, как подскакивает лошадь и как жесткий угол седла бьет ему в ребра. И еще в ноздри лез запах – смрадный, удушающий, хуже которого, наверно, не было ничего на свете.

Скачка продолжалась долго, и Степан уже чувствовал, что из него скоро вывалятся внутренности.

Наконец остановились, грубо сбросили с лошадей. Сорвали повязки с лиц и, ослепших от внезапного солнца, куда-то столкнули.

Земля ушла из-под ног, а уже в следующее мгновение тело ударилось о нетвердую землю.

Глаза привыкли к свету, и стало видно: обоих сбросили в яму – не особо глубокую, чуть больше человеческого роста. Сверху упала тяжелая деревянная решетка.

– Я… меня будто через мясорубку прогнали… – выдавил Борис, растирая ушибы.

Степан промолчал. Его больше беспокоило, что будет дальше. Если не убили сразу – быстро и просто, – значит, придумали смерть посложнее. В том, что за кровь троих собратьев бандиты отомстят казнью, он даже не сомневался.

Но неожиданно Борис пошатнул его уверенность.

– Ты слышал? Они сказали «это те самые». Про нас. Вроде как узнали, понимаешь?

– Не очень. Я этих отморозков впервые вижу.

– Похоже, бандам дали наводку на наш отлов. Обычная практика для этих мест.

– Зачем?

– Дурак, что ли? За деньги, конечно! Нас теперь выгоднее отдать властям, чем убить.

– Это хорошо… наверно.

– Не знаю, Степа. Отдать нас со сломанными ногами, например, тоже не грех. В цене сильно не потеряем.

– Не убили – уже хорошо. Я, честно говоря, все ждал, когда ножом по горлу полоснут.

– Зря ты так радуешься. Ничего хорошего нам не светит. Отсюда уже не убежишь так легко. В конце пути все равно трибунал. Надоело уже. Шагу не сделать, чтобы не угодить к кому-нибудь в клетку.

Степан горестно вздохнул.

– Я тебя предупреждал, чтоб не оставлял меня одного.

– Ну, кто ж мог знать…

– Значит, надо бежать. Ночью, например. Я тебя подсажу, а ты решетку как-нибудь раскрутишь…

– Тогда всего-навсего отрубят руки. Без рук нас тоже можно продать жандармерии. Хватит глупых фантазий, Степа.

Степан не стал отвечать. Он был разбит и опустошен, сознание захватила сонная апатия. Неподвижным взглядом он наблюдал, как по руке, покрытой засохшей кровью, усердно забирается рыжий мохнатый паук.

Решетка над головой вдруг со стуком откинулась, в яму упала широкая тень. Появилась физиономия бандита – того самого, одноглазого, с растрепанной веником бородой.