Артем Рыбаков - Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)

– Какими же? – Канарис, до этого момента рассматривавший фотографический портрет Франко, на котором испанский диктатор собственноручно написал посвящение ему, перевел взгляд на лейтенанта.

– Господин адмирал, – дернулся было фронтовик, но попытки вскочить все-таки не сделал, – 19 июля подразделение полиции безопасности совместно с армейскими частями предприняло попытку захватить особо наглого русского радиста, «висевшего» в эфире несколько часов. Во время операции произошел бой оперативной группы с охраной радиста, которая, по некоторым данным, насчитывала чуть ли не сотню солдат.

– Сотня? Хе! – послышался смешок Лахузена. – Что, «мясники» ушли ни с чем? Или они в качестве охраны и деревья в том лесу посчитали?

– За две минуты боестолкновения полицейские потеряли почти взвод! – В голосе фронтовика послышалась обида. – Часть из них была убита холодным оружием, часть застрелена, а остальные пострадали от мин! Во время боя оперативной группе даже пришлось отступить, а противник захватил пленных! Я думаю, что при соотношении сил меньше, чем один к трем, в пользу русских это вряд ли было возможно!

– Это вы, обер-лейтенант, многого не знаете, – оберст усмехнулся. – Ребята из Учебного полка [18]делали такие же вещи – взводом захватывали мост, который охраняла рота, а то и две, русских!

– Господин оберст, я не стал бы сравнивать русских с нашими парнями, – немного запальчиво начал Плюкер, но продолжить не успел.

– А вот этого, обер-лейтенант, мне не хотелось бы видеть у моих сотрудников! – говорил Канарис негромко, но с отчетливыми приказными нотками в голосе. – Одна из основных причин ошибок в работе разведчика – недооценка противника! И если мне память не изменяет, не далее как неделю назад группа вот таких вот, как вы изволили выразиться, «бандитов» совершила успешное покушение на рейхсфюрера. Да и действия группы, известной под кодовым названием «Медведь», ничем не уступают приключениям ребят из «Бранденбурга». Или вы не согласны, Эрвин?

На несколько мгновений в комнате установилась тишина: обер-лейтенант после отповеди столь высокого начальства просто застыл, Лахузен явно пытался понять, в чем причина лестной оценки действий противника адмиралом, обычно крайне скептически относившегося к диверсионным операциям, а Бентивеньи с Пикенброком молчали, если так можно сказать, за компанию.

– Господин адмирал, насколько мне известно, эта самая группа «Медведь» – не больше чем выдумка безопасников, охранявших тот район! – Лахузен наконец нашелся, чем ответить. – Они пытались хоть как-нибудь связать инциденты, произошедшие практически одновременно, но в разных местах. Скорее всего, торопились доложить об уничтожении разведывательной сети противника.

– Напомните мне, Эрвин, какое было расстояние между этими точками?

– Где двадцать, а где и пятьдесят километров. И это при том, что средняя скорость передвижения по так называемым «русским дорогам» равна хорошо если двадцати километрам в час. Не так ли, обер-лейтенант? Вы только что оттуда и, надеюсь, уже успели оценить состояние тамошней дорожной сети.

– Совершенно верно, господин оберст! – фронтовик уже вышел из ступора. – На основных магистралях, конечно, можно постараться ехать быстрее, но там такие заторы из войсковых колонн, что иной раз можно простоять пару часов, вообще не двигаясь. А ехать по лесным дорогам быстрее тридцати километров в час сможет или самоубийца, или профессиональный гонщик. Правда, можно принять как допущение, что русские более привычны к своим дорогам, а потому способны перемещаться по ним быстрее… – Обер-лейтенант позволил себе улыбнуться: – Но водителей у них значительно меньше, чем в нашей армии.

– Будем считать, что вам удалось меня убедить, – согласился Канарис. – Однако как вы объясните то, что многие вражеские диверсанты носят нашу форму? И владение немецким языком? Это, кажется, как раз входит в задачи контрразведки?

Деревня Загатье Кличевского района Могилевской области, БССР. 20 августа 1941 года. 9.03

Поскольку совместить гигиенические процедуры с косметическими вчера не удалось – банально из-за отсутствия подходящего освещения, стрижку перенесли на сегодняшнее утро. И сейчас Алик учил нашего старшину создавать правильную уставную стрижку немецкого солдата. На моей, кстати, многострадальной голове. Определенная логика в этом была – если что-то пойдет не так, криво обкоцанные патлы все равно скроются под повязкой, но оптимизма роль подопытного кролика мне тем не менее не доставляла. К тому же бинты уже не являлись необходимой деталью моего туалета, а скорее страховкой – рана практически не кровила, и в самом скором времени я собирался от них избавиться. С унылостью жизни примиряли разве что чистое белье, качественная вымытость и хорошая погода.

– Затылок покороче… Вот так… – бормотал над ухом Тотен, часто щелкая машинкой.

– Дак почти как у нас, – бухтел с другого бока Емельян.

– Так, да не так. У немцев коротко только затылок стригут и над ушами выбривают, а чуб я оставлю.

– Командиры так стригутся, с чубом-то. А рядовому гоголем ходить устав не велит.

– А фрицев велит, так что готовься, Емеля, – и тебя по последней моде постригу. Будешь точь-в-точь как в европах ходят! – Видеть лицо друга я, естественно, не мог, но отчего-то показалось, что Демин широко улыбается.

– А оно мне надо, товарищ сержант госбезопасности? – Несвидов относился к Алику с плохо скрываемым пиететом, поскольку, как он сам как-то проговорился, «так по-вражески балакать и сам Гитлер не сумел бы», и практически всегда при личном общении называл нашего лингвиста по званию или по фамилии. Впрочем, в боевой обстановке Емельян правил конспирации не нарушал и пользовался позывным. Сам старшина совсем недавно обзавелся прозвищем. Тут постарался Док, в припадке креативизма обозвавший завхоза Щукой. На вопрос командира «С какого бодуна?» Сережка объяснил свой нехитрый ассоциативный ряд, после чего все вопросы отпали.

– Надо будет – и прическу в индейском стиле у тебя на голове соорудим, старшина! – Командир подошел, как всегда, бесшумно.

– Так точно, Александр Викторович! – Спорить с Фермером – последнее, на что, по моему мнению, Емельян бы решился. – Разрешите спросить, товарищ майор, а индейская – это какая?

– Пока стрижете, старший лейтенант тебе подробно расскажет, – отмазался Саша. – А как расскажешь, – он тронул меня за плечо, – вместе с Тотеном на второй этаж поднимитесь – дело есть.

– Раньше чем через пятнадцать минут не закончим, командир. Руку пока набиваем, – сообщил Алик.

– Главное – чтобы не многострадальную морду! Как придете – так придете. Я не тороплю. – И Саша пошел к машинам, аккуратно припаркованным в тени деревьев, что росли около школы. Меня, кстати, здание учебного заведения еще вчера изумило – оно было самым большим не только в Загатье, но и, по словам Люка, во всех деревнях в округе. Хотя удивлялся я недолго – в двухэтажной школе было всего восемь классных комнат, и, учитывая, что она единственная в радиусе километров пятнадцати, этого хватало едва-едва.