Роман Глушков - Побег

Кричать «Назад!» было поздно, поскольку оба компаньона уже пребывали в отключке. Но Куприянов еще мог попытаться выскочить в коридор и убежать прочь от растекающегося по залу газового облака…

К несчастью, все, что ему удалось, это вскочить на ноги. После чего перед глазами у него поплыло, а тело охватила предательская слабость. Но как бы то ни было, Обрубок не хотел сдаваться без борьбы. Собрав в кулак остатки сил, он поковылял на подкашивающихся ногах к двери. Вот только ноги его больше не слушались и понесли его куда-то в другую сторону. И несли по зигзагообразной траектории до тех пор, пока он не споткнулся о какое-то устройство. Перелетев через которое, Кальтер растянулся на полу у стены зала. Откуда он уже не смог подняться, так как полностью лишился сил и вот-вот должен был лишиться сознания.

Это случилось через несколько секунд. Однако прежде чем отключиться, Куприянов успел заметить кое-что весьма странное. Вернее — кое-кого. Это был начальник охраны Ковач… встрече с которым Кальтер ничуть не удивился бы, если бы не одно но. Ковач не сидел в укромном месте в противогазе, дожидаясь, когда его преследователи уснут, а лежал на полу. Без противогаза, так же, как Обрубок. Вот только если зэк еще мог очухаться и встать — по крайней мере, в теории, — то его начальник — уже никогда. И черневшая у него во лбу дырка от пули служила тому абсолютно неопровержимым свидетельством…

Пробуждение выдалось скверным. Почти как с похмелья, хотя Кальтер и не припоминал, когда он вообще в последний раз страдал от перепоя. Наверное, еще в молодости, до начала службы в Ведомстве… Последствия воздействия на организм усыпляющего газа были схожи с похмельем, разве что не вызывали сухости и мерзкого привкуса во рту. Что ж, и на том спасибо, потому что и без того все складывалось хуже не придумаешь.

Он сидел, прислоненный спиной к станине крупногабаритного трансформатора, и его правая рука была прикована наручником к одной из перемычек на этой же станине. Судьба левой руки выдалась гораздо интереснее. Протез намертво зажали в слесарные тиски, а их в свою очередь прикрутили к станинной перемычке слева от Обрубка. Ноги его ни к чему не крепились, а просто были связаны кабелем, обмотанным вокруг лодыжек. Короче говоря, Куприянов был распят, разве что в относительно гуманном сидячем положении и без членовредительства.

Его компаньоны находились здесь же, в пяти шагах от него, и были прикованы подобным способом к трансформатору, стоящему напротив. Судя по всему, они очнулись раньше Кальтера, потому что когда он наконец-то разлепил глаза и осмотрелся, Рамос и Багнер не сводили с него угрюмых пристальных взоров. Оба помалкивали, даже не пытаясь что-либо сказать. Зато на лицах их было отчетливо написано, в каком дерьме они вместе с Кальтером очутились.

Вот только он все еще не видел человека, который их в это дерьмо усадил. И почему он оставил их в живых, а не прикончил, что в условиях идущей в Поднебесье войны было бы самым правильным решением.

— Черт бы побрал твою железную руку, Куприянов! — донесся до Обрубка откуда-то сзади знакомый голос. Даже очень знакомый — такой, который ни с каким другим не спутаешь. Особенно если слышал его не далее как полтора часа назад. — Ты сам-то знаешь, как снимается это чудо японской кибернетики, или для тебя это тоже загадка? Ума не приложу, как наш доктор Ювэй изловчился снять с тебя протез год назад. По мне, его было бы куда проще отрезать вместе с культей.

— Начальник ван Хейс? — удивился Кальтер, глядя на выходящего к нему из-за трансформатора директора тюрьмы. И, припомнив увиденный им перед самой отключкой труп Ковача, поинтересовался: — Так это вы и ваши люди грохнули предателя до того, как он успел удрать?

— Ты о Коваче? — Ван Хейс остановился между Кальтером и его компаньонами. — Бедный, бедный Штефан! В какую коварную ловушку вы, негодяи, его загнали! А ведь вы в нем ошиблись: да, он никогда не был праведником, но открывать вам ворота и убегать с атолла даже не собирался. Напротив, после того как вы его разоблачили, Штефан пришел ко мне, во всем сознался и сам попросил освободить его от занимаемой должности… Покаялся в грехах, можно сказать.

— Здорово же вы ему эти грехи отпустили! — усмехнулся Куприянов, начиная мало-помалу догадываться, что к чему, хотя больная голова этому плохо способствовала.

— Как видишь! — развел руками директор. — Штефан допустил ошибку, но и я, к своему прискорбию, тоже. Я сразу раскусил ваш со Скарабеем коварный план! Признаться, он и впрямь был неплох: загнать Ковача в тупик, заставить его открыть вам ворота и бежать, а самим попытаться перехватить его здесь, у аквалангов, и уйти той же дорогой. Я знал, что ты и Скарабей не будете работать на Штернхейма, а значит, вы работали только и исключительно на себя. И что, если вы рискнули притащить в Поднебесье для правдоподобия вашей легенды настоящий пакаль, значит, у вас почти наверняка есть еще артефакты. Которые вы и хотите вынести отсюда этим маршрутом.

Ван Хейс указал в тот угол зала, где находился колодец для спуска к подводному кабелю.

— …Однако произошла накладка, о которой вы не подозревали: в бедолаге Штефане вдруг проснулась совесть, и он отказался нас предавать, — продолжал директор. — И что мне оставалось делать? Если ворота не откроются и сюда нагрянут войска, вы снова спрячете пакали. Или у вас их отберет морская пехота. Или вы проболтаетесь о них на допросе следователям, когда те начнут раскапывать подробности этой заварухи. Или же вы от безысходности утопите артефакты в океане по принципу ни себе ни людям — от вас, зэков, любую гадость можно ожидать…

— И поэтому вы открыли нам ворота сами, вместо Ковача? А всю вину решили свалить на него: дескать, начальник Ковач всех предал, затем пытался бежать, но не успел и сам был застрелен ворвавшимися в цитадель зэками.

— Тоже очень хороший план, не правда ли? — закивал ван Хейс, не став отрицать ни слова из того, что сказал Кальтер. — А вы мне еще и подыграли, прикончив Дженкинса. Этот ублюдок стал невольным свидетелем того, как мы пустили пулю в лоб его боссу, и пытался с нами расквитаться. Но спасибо вам — вы не обманули моих ожиданий и подоспели как никогда вовремя… Вот только в конце концов я тоже допустил ошибку, найдя у вас на три пакаля меньше, чем рассчитывал. А тот, который я нашел, едва не переломал мне ноги, когда я вытащил его из-под твоей повязки. И теперь — вот досада! — никто из нас не может эту дрянь оторвать от пола! Проклятые зэки! Ни в чем нельзя на вас положиться.

— Что есть, то есть, — хмыкнул Обрубок. — Одного не пойму: зачем вы тратите свое драгоценное время, рассказывая мне все это? Вам что, больше нечем заняться?