Андрей Посняков - Сюзерен

— Не отвлекайся, женщина! Говори по существу дела. Вот ты застала ведьму за колдовством, она это заметила, и что дальше?

— Эта сучка… ой…

— Говори, говори, Эужения, только постарайся без ругательств, ты ж в святой обители все-таки!

— Ой, святой брат… извините. Просто попутал бес! Ой, прости меня, Святая Дева! Так вот она, эта ведьма, налетела на меня и начала бить, а потом…

— Постой! — перебил инквизитор. — Объясни, что значит «налетела»? Прямо по воздуху?

— Да нет, святой брат… просто выбежала и набросилась с кулаками, отдубасила… ой!

Брат Диего сдержал усмешку:

— Говори конкретно, женщина. Как именно, чем, куда и сколько раз ведьма тебя ударила? Кто еще все это видел?

— Да моя подруга и видела, святой брат, вы ее знаете — племянница нашего мельника, Бенедетта. Ой, это такая славная женщина, такая славная, вот, помнится, в прошлом году…

— Эужения! Мы про удары говорим.

— О, святой брат… простите. Я уж и не помню, куда она била да как.

— Совсем-совсем не помнишь?

— Не-ет…

Доминиканец спрятал усмешку и, покосившись на князя, прищурил левый глаз:

— Ты ведь сильная женщина, Эужения… вон какая вся! Неужто дала себя побить какой-то соплячке?

— Ха-ха, святой брат! Да как же, дала! Так ее отходила — небось до сих пор, бедная… ой!

— Та-ак… А где все происходило?

— Да на ее же дворе и происходило, на ведьмином.

— А ты там как оказалась… и подруга твоя, Бенедетта?

— Так зашли же, святой брат! Думали вывести колдунью на чистую воду.

— Угу, угу… Значит, незаконно проникли на чужой двор. Ладно, с этим деянием пусть ваш алькальд разбирается… Брат Эгон, — инквизитор повернулся к секретарю, — выделите дело о проникновении в отдельное производство и перешлите тамошнему алькальду… Так, а мы вернемся к колдовству! Что именно делала ведьма в тот момент, когда вы к ней вошли?

— Колдовала, что же еще-то, святой брат?

Вожников только диву давался, насколько умело и лихо вел следствие брат Диего! Кстати, все специфические слова и фразы, произнесенные инквизитором по латыни — «незаконное проникновение», «деяние», «отдельное производство», — были очень похожи на современные Егору, словно дело происходило в кабинете обычного следователя или дознавателя, в крайнем случае — участкового. Очень, очень похоже… что и понятно, источник-то один — римское право.

— Какие именно колдовские действия ты заметила лично?

— Ой… — Эужения снова почесала щеку. — Да я лично ничего такого не видела… но знала точно — колдует!

— Откуда знала?

— Да все об этом в деревне говорят, святой брат. Она давно колдует, это всем известно.

— Нас пока интересует данный конкретный момент! — повысил голос монах. — От кого именно ты об этом узнала?

— Дак это… булочник наш, Фиделино, сказал. Сказал, мол, что видел — колдует…

— А конкретно?

— А кон… кор… Ничего такого больше не сказал.

— Ладно, спросим у булочника. Итак, ничего конкретного ты, Эужения, не видала… просто проникла на чужой двор, и потом началась драка… Пока с тобой все, иди, во дворе посиди. Брат Эгон! Давайте сюда Бенедетту.

В отличие от своей дородной подруги, Бенедетта оказалась особой длинной, костистой и жилистой. Правда, был в этой далеко не молодой уже — лет тридцати пяти — женщине какой-то особый шарм, отчего узкое смуглое лицо ее с длинным и тонким носом и тощая жилистая фигура вовсе не казались отталкивающими, наоборот, притягивали. Общему впечатлению не мешал даже пушок над верхней губой. К тому же роскошная ярко-рыжая шевелюра! Ах…

Даже брат Диего — монах! — и тот восхитился:

— Ты красивая женщина, Бенедетта! Сожалею, что вдова. Муж твой давно ли умер?

— Да года три уже, святой брат. С тех пор вот вдовствую.

— И на что живешь?

— Зеленью, святой брат, торгую. С детьми вместе выращиваем, кое-что в полях собираем, на рынок сюда, в Матаро, на тележке возим — тем и живем.

— И лошадь у вас имеется?

— Мул. И еще — ослик.

— Ах, как славно, ослик… Зеленью, значит, торгуете. Замуж так больше и не вышла?

— Увы, святой брат.

— Это плохо, что не вышла. Нельзя такой женщине без мужа.

— Я и сама, брат Диего, понимаю, что нельзя. — Бенедетта вздохнула и тут же стрельнула глазами с такой искренней заинтересованностью, что князь непроизвольно вздрогнул.

Впрочем, томный взгляд рыжеволосой красавицы уперся вовсе не в него и не в брата Диего, а… в воеводу Онисима Раскоряку, отчего сей славный воин почему-то набычился и покраснел.

— Мне бы такого мужа, как вон тот сеньор, — еще раз вздохнув, откровенно призналась женщина. — Осанистый, крепкорукий…

Инквизитор чуть улыбнулся:

— Что же, в вашей деревне таких нет?

— У нас не деревня, брат Диего, — неожиданно обиделась Бенедетта. — Очень большое селение — двадцать домов! Две мельницы, опять же, пекарня, пристань…

— Да-да, пекарня, — доминиканец охотно покивал. — А что ваш булочник, он ведь тоже вдовец, кажется?

— Да, вдовец, и детушек Бог не дал. — Женщина задумчиво покрутила на пальце локоны, на узком лице ее вдруг появилось некое странное выражение — то ли разочарование, то ли глубоко спрятанная печаль, — не ускользнувшее от внимания следователя.

Он тут же снова о булочнике и спросил.

— Да что сказать? — Поведя плечом, свидетельница опустила глаза, прикрыв их длинными и густыми ресницами, и голос ее, до того звонкий, вдруг потускнел, словно звон треснутого колокола. — Да, я как-то пыталась сойтись с Фиделино. Человек он хороший, добрый — часто паломникам хлеб раздает, да и грубого слова от него никто не слышал. К тому же труженик, как никто — не только булки печет, еще и плотничает… Только вот… — Бенедетта вдруг вскинула голову, посмотрев на всех с неким вызовом, который могут себе позволить лишь красивые женщины, спокойно осознающие свою красоту. — Не любит он никого. Думаю, что и покойную супругу свою тоже не любил.

— Ну… не любит — полюбит, дело такое, — усмехнулся святой брат.

— Да если б так, брат Диего! Тут не только в любви дело… Он же как мужчина… ну… — Свидетельница неожиданно смутилась, но все же продолжила: — Я же говорила, что пыталась с ним… Так он меня оттолкнул с таким ужасом, будто увидел перед собой змею!

— Оттолкнул? Тебя? — Сидевшие за столом недоуменно переглянулись.

Оттолкнуть такую женщину… тем более, которая хочет сама…

— Так, может, он содомит? — вслух предположил князь. — Мальчиков любит или мужчин?

— Нет! — Бенедетта тряхнула огненно-рыжими локонами. — Просто наш булочник всех… ну… таких, как я… женщин считает отродьем дьявола! Святоша — так его у нас и кличут, посмеиваются. Нет, правда! Но есть ведь на свете и иные мужчины, которые… — Женщина замолчала, не договорив, и снова посмотрела на воеводу.