Андрей Посняков - Сюзерен

— Раскопаете, глянете — зароете обратно, — яростным шепотом напутствовал князь.

Никто из парней не возразил ни словом, лишь Энрике — Рыбина — так же шепотом справился:

— Как же мы там глянем? Темно ведь!

— Огниво возьмите. Ну а копать и ножами можно — земелька-то свежая.

Егор вновь лег. Сменившийся часовой, поворошив угли, подкинул в костер хворост. Захлопав крыльями, пролетела, казалось, над самой головой какая-то ночная птица… и тут же где-то рядом послышался писк.

— Ишь ты, — буркнул в усы часовой у костра — тот самый балагур-рассказчик. — Видать, мышь словила.

— Сова?

— Она самая.

Поднявшись — все равно не спалось, — Егор присел к костерку, протянул к огню руки.

— Озябли небось? — спросил ополченец. — Холодновато нынче. Да и вообще в горах по ночам не жарко.

— А я жары не люблю, — глядя на огонь, признался князь. — Все же человек северный.

— Да по выговору понятно, что нездешний. — Часовой вдруг замолк, настороженно прислушиваясь к чему-то.

Егор тоже напрягся, но, конечно, уровню его слуха было далеко до возможностей средневекового человека, живущего, по сути, на лоне дикой природы и полностью от этой природы зависящего. А природа далеко не всегда мать, бывает, и мачеха, так что уж тут не зевай, зазеваешься — гибель.

— Вон за той горушкой лязгнуло что-то, — вытащив из ножен палаш, негромко произнес ополченец. — Вы тут посидите, а я пойду проверю. Ежели что…

— Это, наверное, мои парни. — Егор нарочито сладко зевнул и снова прислушался: — Ну да, они — слышите, говорят? На речку помыться ходили.

— Чего это они ночью-то?

— Так вчера не до этого было, а завтра… вернее, уже сегодня, мы вас задерживать не хотим.

— Это правильно, — одобрительно кивнул страж и посмотрел на вышедших из лесочка парней: — Ну, как водичка?

— Что? А, ничего, теплая.

— Купаться можно.

Парни посидели немного у костра, обсохли — видать, после земляных работ и вправду выкупались, а потом ушли спать под навес, устроенный на случай дождя из травы и веток. Князь ни о чем не спрашивал, просто Альваро, проходя мимо, шепнул:

— Он.

И все стало окончательно ясно. И нечего было особенно разлагольствовать. Ну, погиб парень. Ну, жаль. И что? Разве что помолить за его душу Моренету… да наказать убийц! Убийц… Волка? Так ведь, вероятнее всего, Малыша сначала убили — огрели камнем… или нет? Егор ведь тела не видел, да если б и видел, что он — патологоанатом? Судебно-медицинский эксперт? Может, и волк… если уж на поиски этого волка целый отряд послан! Кстати, и в Матаро волка искали… все говорили, что оборотень, а местный инквизитор, брат Диего, над этим смеялся и ни в каких оборотней не верил. Вот и князь не верил. Тогда, значит, что же — волк? Может, и волк — напасть на ребенка дело плевое. Горло перегрыз да утащил к реке. Утащил… Вот только зачем?

Халед ибн Хасан, тот самый красавчик кабальеро, которого многие по всей Испании знали как славного рыцаря Алонсо де Риверу, нервно потеребил рыжеватую бородку и, в который раз уже, едва сдерживая негодование, поглядел на крестьян:

— Так, значит, вы не видели никаких волков и ни о чем таком не слышали?

— Нет, господин, не слыхали, ага.

Поклонившись, селяне отвечали хором, два мужика: один худой, с усищами и в широкополой — от солнца — шляпе, другой коренастенький, круглолицый, с окладистой седоватой бородой. Оба, впрочем, были чем-то похожи — смуглые, с морщинистыми обветренными лицами, и говорили одинаково — по-сельски основательно, медленно, добавляя «ага» в конце чуть ли не каждой фразы, чем сильно бесили Халеда — де Риверу.

— Нет, нет, почтенный сеньор, волки-то у нас есть… только зимой. А так в селе-то у нас все телки да овечки целы, ага. Даже на дальних пастбищах — и там.

— А далеко ль от села ваши пастбища? — прищурился самозваный кабальеро. — Сколько дней пути?

Селяне переглянулись:

— Дней? Ну, уж вы и скажете, сеньор. Они, пастбища-то, в горах, на склонах — из села-то видны, ага.

— Значит, спокойно все у вас?

— Хвала Смуглянке — спокойно.

При упоминании Святой Девы красавчик-мавр и сопровождавшие его вооруженные люди в количестве около дюжины скривились, словно при них выразились самыми гнусными словами.

— И вы даже не слышали, что около Террасы обнаглевшие волки загрызли трех пастухов? — чуть помолчав, продолжил свои вопросы Халед ибн Хасан. — Что, правда не слышали?

— У-у-у! — сложив толстые губы трубочкой, махнул рукой коренастый. — Это ж в Террасе! А там каждый день что-то случается — город ведь, ага.

— Так это ж от вашей деревни день пути!

— Так ведь целый день, господин. Мы туда раза два в год и ездим, ага. Один раз на праздник в честь Святой Девы, а другой — на ярмарку. А ярмарка там, я вам скажу…

— Поехали! — Не дослушав, красавчик обернулся к своим и презрительно сплюнул: — Эти сиволапые вряд ли нам что толковое скажут. За мной!

Резко повернув коней, вся кавалькада умчалась за своим господином, поднимая тучи густой серовато-желтой пыли.

Посмотрев вслед всадникам, селяне одновременно пожали плечами и снова переглянулись:

— Это кто хоть такие были-то, а, кум Жузеп?

— А я-то почем знаю, ага.

— Так ты в город-то почаще моего ездишь. Слыхал, как этот парень говорил? Слова будто глотал, я и не разобрал-то почти ничего, ага.

— Так в Валенсии говорят. — Кум Жузеп — коренастый, с круглым лицом и бородкой — задумчиво почесал в затылке. — Или в Андалузии.

— Вот, недаром на селе говорят, что ты ученый человек, куманек! — Усатый с восторгом хлопнул Жузепа по плечу, да так, что тот едва не упал. — Вален-сия… Анда… Анда… Андалузия. И откуда ты только такие умные слова знаешь?

— Так в городе-то бываю, умных людей слушаю.

— А я думал — все больше вино в корчме старого Хавьера пьешь, ага!

Кум Жузеп неприязненно поежился:

— Вот заладил — ага, ага… Я тебе что — пьяница?

— Я так не сказал… Но ведь пьешь же?

— А тебе какое дело? Ах ты ж… Н-на!!!

Не на шутку разобиженный селянин размахнулся и двинул своего сотоварища кулаком в скулу, и тот, нелепо взмахнув руками, полетел в росшие рядом кусты, а широкополая шляпа его, подпрыгивая на камнях, покатилась вниз по дороге, словно оторвавшееся от телеги колесо.

— Ах ты так, так, да? Мххх… ну получи, чтоб тебя разорвало!

— Посмотрим еще, кто из нас получит… Ишь ты, пьяницей обозвал, пес!

— Кто пес? Я?!

— Ты, ты… ага!

— А вот тебе! Вот!

— А-а-а-а!!!

Неспешно поднимавшийся в гору паломник — монах в рясе с накинутым на голову капюшоном, — покосившись на прокатившуюся мимо шляпу, с укоризной глянул на драчунов, поправил висевшую на левом плече котомку и, бросив в рот горсть тыквенных семечек, свернул на козью тропу.