Корнелия Функе - Камень во плоти

Клара все еще не смотрела на нее, но Лиса носом чуяла, что она чувствует: страх, стыд, все вместе.

– Сама-то ты жаворонковую воду когда-нибудь пила?

– Нет, – ответила Лиса презрительно. – Среди лисиц таких дур нету.

Хотя это, конечно, неправда.

Клара смотрела на родник. Мертвые жаворонки все еще прижимались друг к дружке между камней. Клара. Ее имя отзывается звоном стекла, прохладой воды, и оно очень Лисе нравилось – пока Джекоб ее не поцеловал.

Все еще больно.

Возврати себе мех, Лиса. Но она не может. Хочет чувствовать свою кожу, свои руки, губы, которыми можно целоваться. Лиса повернулась к Кларе спиной из страха, что все это написано сейчас на ее человеческом лице. Она ведь даже не знает толком, как это лицо выглядит. Она хоть хорошенькая? Или страшила? Мать была хорошенькая, но отчим все равно ее бил. Или как раз из-за этого?

– Почему тебе больше нравится быть лисой? – Ночь окрасила глаза Клары в черный цвет. – Так легче понять жизнь?

– Лисы не пытаются понять жизнь.

Клара обнимала себя за плечи, словно все еще чувствовала на них руки Джекоба. И Лиса видела: ей тоже хочется променять кожу на шкуру.

Мясники, портные, булочники, ювелиры. Мост, на головокружительной высоте протянувшийся к висячему дворцу, был торговой улицей. В окнах витрин посверкивали драгоценные камни подземного мира, но были тут и отбивные из мяса подземных варанов, и даже выращенная без солнца чернокочанная капуста. Предлагались также фрукты и хлеб из надземных провинций, равно как и сушеные жуки всех видов, почитавшиеся у гоилов особым деликатесом. Но единственное, что сейчас интересовало Джекоба, был дворец в самом конце торговых рядов.

Он свисал из-под сводов пещеры, как исполинская люстра. Когда Джекоб, протиснувшись между двумя лавками, перегнулся через перила и глянул вниз, туда, где сталактит заканчивался огромной хрустальной короной, сверкающие зубцы которой были устремлены в зияющую пустоту, у него и вправду закружилась голова.

– Где окна Темной Феи?

– Вон те, из малахита.

Валиант нервно озирался. На мосту было полно солдат – не только караульных из дворцовой охраны, но и свободных от службы, затесавшихся в уличную толпу, что слонялась вдоль магазинов. На женщинах были платья, расшитые камнями в тон цвета их кожи. Собственно, это были тончайшие шлифованные пластинки, придававшие наряду вид змеиной чешуи, и Джекоб поймал себя на том, что пытается вообразить, как выглядела бы в подобном платье Клара. Сколько это действует?

Окна феи немигающими зелеными глазами смотрели со светлого песчаника. Железные опоры моста впивались в стену метрах в двадцати над ними, но дворцовая стена была отполирована, как зеркало, не обнаруживая, в отличие от обычных сталактитов, ни малейших неровностей, по которым можно карабкаться.

Пока Валиант у него за спиной что-то бурчал об ограниченности человеческого ума, Джекоб достал из кармана табакерку. В ней хранилась одна из самых удивительных и практичных волшебных вещей, какие он разыскал на своем веку: шпулька с одним-единственным золотым волосом. Карлик потерял дар речи, когда Джекоб начал крутить его между пальцами. Сам собою, из тончайших, словно мушиная ножка, волосков у него в руках сплетался канат. Не прошло и минуты, а он был толщиной уже с палец и прочнее любого троса в любом из миров на свете. Однако не только и не столько прочность делала его поистине неоценимым приспособлением. Другим, еще более чудесным его свойством была способность достигать любой длины и цепляться точно за то место, куда направлен взгляд бросающего его человека.

– Рапунцелева коса. Недурно, – пробормотал Валиант, наблюдая, как Джекоб, свернув канат в кольца, приглядывается к зеленым окнам. – Только супротив часовых он тебе никак не пособит! Ты же будешь весь на виду, все равно что букашка, ползущая по носу!

Вместо ответа, Джекоб извлек из кармана пузырек зеленого стекла. Когда-то он похитил его у лесовичка. Слизь, хранившаяся там, на несколько часов делала тебя невидимкой. Этой слизью с успехом пользовались диковинные хищные улитки – с ее помощью они добывали себе любое, самое лакомое пропитание; лесовички и дупляки придумали специально этих улиток разводить, чтобы тоже выходить на охоту невидимками. Достаточно было помазать слизью у себя под носом – процедура не слишком аппетитная, хоть слизь была и без запаха, – и средство действовало безотказно. Правда, имелись у него и неприятные последствия в виде многочасовой дурноты, а от слишком частого употребления на некоторое время даже отнимались конечности.

– Слизь-невидимка и Рапунцелева коса. – В голосе карлика наряду с завистью слышались и нотки восхищения. – Ничего не скажешь, снарядился ты хоть куда. И все равно. Прежде чем ты туда полезешь, я хотел бы узнать, где растет золотое дерево.

Но Джекоб уже натирал себе слизью верхнюю губу.

– Ну уж нет, – сказал он. – Вдруг ты опять что-нибудь утаил и меня внизу поджидают очередные твои друзья-приятели? Канат все равно двоих не выдержит, так что оставайся здесь, но если часовые поднимут тревогу, постарайся любой ценой их отвлечь, иначе не видать тебе золотого дерева как своих ушей.

И прежде чем карлик успел что-то возразить, Джекоб перемахнул через перила. Слизь сделала его невидимым, и он, перехватываясь руками по железной балке, своих рук уже не видел. Добравшись до одной из опор, он примерился и бросил канат. Тот как-то странно, угрем, извернулся в воздухе и послушно зацепился за карниз одного из малахитовых окон.

А что, если ты и вправду найдешь там Уилла, Джекоб? Даже если ты снимешь заклятие Темной Феи – он же спит! Как ты его, спящего, из крепости вынесешь? Ответа он не знал. Знал только одно: надо попытаться. А еще, что он до сих пор помнит вкус Клариных губ на своих губах.

Карабкаться по Рапунцелевой косе было одно удовольствие. Канат сам льнул к рукам, а о бездонной пропасти под собой Джекоб старался не думать. Все будет хорошо. Сталактит приближался, на глазах увеличиваясь в размерах, мощный и жилистый, как каменный мускул. Джекоб уже начинал чувствовать легкую дурноту от слизи.

Еще только несколько метров, Джекоб. Вниз не смотри. Забудь про эту бездну.

Покрепче хватаясь за туго натянутый канат, он полз дальше, покуда его незримые руки наконец-то не коснулись гладкой стены. Ноги благополучно нащупали опору на карнизе, и он замер, чтобы хоть немного отдышаться, всем телом прильнув к холодному гладкому камню. Справа и слева от него, точно две замерзшие проруби, мерцали зеленые окна.