Денис Кащеев - Краденая магия. Часть 2 [СИ]

— Я не желал такого исхода… — проговорил Огинский, обращаясь главным образом к стоявшему перед ним на столе хрустальному штофовому графину с сорокоградусной «Жубрувкой»[1], уже полупустому, и отчасти — к серебряной чарке, которую держал в руке. — Я же видел, что она призвала щит. А он у нее был весьма неплох, уж мне ли не знать: сходу нипочем не пробьешь. Посему и вложился в удар… Просто хотел ее немного отодвинуть, чтобы не мешала завершить дело! А она, оказалось, не себя щитом прикрывала, а того идиота… Дура! — Сергей Казимирович залпом осушил чарку и брезгливо разжал удерживавшие ее пальцы. Та спикировала на стол, и плавно поднявшийся в воздух графин тут же наполнил ее вновь.

— Сделанного не воротишь, князь… — заговорила в ответ, разумеется, не чарка, и даже не графин подал голос — слова принадлежали Всеволоду Романову, сидевшему в кресле по другую сторону стола от Огинского с бокалом красного вина в руке. Отставной московский наместник выглядел изможденным, словно провел день не в сборах в дорогу — к новому месту службы — а размахивая киркой в каменоломне, причем не прибегая к магии. Ныне по сравнению с ним даже «уговоривший» за неполный час половину штофа Сергей Казимирович смотрелся собранно и подтянуто. — И водкой лиха не зальешь… — добавил Светлейший князь, с прищуром наблюдая, как Огинский в очередной раз опрокидывает в рот содержимое чарки.

— Русской — не зальешь, — рассеянно согласился Сергей Казимирович. — А польской — почему нет? Личные беды помноженные на скорби нации — минус на минус должны дать плюс!

— У нас, русских, жизнь тоже не сахар, — неодобрительно покачал головой Романов.

— Вознесите за сие хвалу Неистощимому Ключу: сахар вреден для здоровья!

Чарка перед Огинским снова наполнилась.

— Кстати, о Ключе, — откинувшись в кресле, сменил тему разговора Романов. — Вернее, о загадочном мире, от оного Ключа отрезанном. Верно я понимаю, что рассчитывать на вашего пасынка нам впредь не стоит?

— Верно, — кивнул Сергей Казимирович. — Надежды Александровны он мне вовек не простит.

— Выходит, сие направление закрываем?

— Отнюдь, — мотнул головой Огинский. — Есть иные подходы, лишь немногим хуже.

— Купец Адамов? — оживился Светлейший князь. — Вы нашли его?

— Увы, пока нет. Трое моих агентов, хоть сколько-нибудь приблизившиеся к цели, пропали в Пекине без следа. Еще один, по моим сведениям, сидит в тюремной яме у китайцев. Остальные вынуждены действовать в разы осторожнее, а значит — медленнее.

— То есть, не Савва Адамов, — разочарованно пробормотал бывший московский наместник. — Тогда кто? Неужели та девица? Вы же, помнится, говорили, что она не в себе после холопской печати?

— Так и есть. Но я работаю над сим. К тому же, для моих исследований здравый ум объекта не столь уж и необходим. А иногда даже напротив, выступает помехой… — еще одна порция «Жубрувки» отправилась догонять предыдущие. — А вот чего мне по-настоящему не хватает, так это помощи Васи… — проглотив водку, словно воду, продолжил Сергей Казимирович. — Верный дух в таком деле незаменим!

— Достану я вам фамильяра, князь, — не преминул пообещать Романов. — Не легального, конечно, но хорошего.

— Нового я и сам легко могу раздобыть, — отмахнулся Огинский. — Только толку с него? С Васей мы столько лет срабатывались…

— Так за чем же дело стало? — развел руками Светлейший князь. — Сколько бы там ни было маны у нашего дерзкого кадета, серьезным противником его никак не назовешь!

— Ох, не спешите с выводами, Ваша Светлость, — вздохнул Сергей Казимирович. — Парень непрост, да и союзников, как оказалось, заводить мастак. Подумать только: он, молодая графиня Воронцова и тот японский молодой князь! Никогда бы не предположил, что они сумеют объединиться, пусть даже и всего лишь по ситуации… Ну да дело не в сем, — вскинув голову, заявил он. — Я же тогда до моего Алибабаича дотянулся, как он от меня ни закрывался. Не знаю уж, что там с ним приключилось во время питерского пробоя, но Вася и впрямь ко мне не вернется. Связь обрублена — и обрублена с его стороны. Насильно ее не восстановить. Посему я вчера и ушел несолоно хлебавши. Или вы всерьез думаете, что меня в открытой схватке одолели три кадета-первокурсника? — запальчиво поинтересовался Огинский.

Судя по выражению лица его собеседника, именно так тот до сих пор и думал, тем не менее Романов поспешил заверить:

— Что вы, князь, нет, конечно же! Как можно?

— Можно по-всякому, — уже слегка заплетающимся языком пробормотал Сергей Казимирович. — А вот нужно — так, как нужно… Да, к вопросу о насущных нуждах. Есть что-нибудь от нашего друга в Конвое?

— Он просил до поры себя не дергать — пока шум не уляжется.

— Уляжется сей — поднимется новый… — пожал плечами Огинский. — То есть, новостей нет?

— Нет.

— Ясно, — кивнул Сергей Казимирович. — Ну что ж, Ваша Светлость… — чарка порхнула было ему в руку, но, замерев на полпути, вернулась на стол нетронутая. Огинский пошевелил пальцами, и алкогольный туман в его взоре рассеялся без следа. Спина выпрямилась, голос зазвучал ровно и четко. — В сем бою мы с вами уступили. Но война наша только началась. Впереди еще ждет множество сражений, и не то важно, кто проиграл в первом, а лишь то, кто одержит победу в последнем, решающем. Полагаю, у нас неплохие шансы на итоговую викторию. А что касается потерь… Как сие ни печально, битв без них не бывает. Верно вы сказали: сделанного не воротишь. Довольно оглядываться — будем смотреть только вперед!

— Только вперед, князь! — отсалютовал собеседнику бокалом с вином Романов.

За окном загородной резиденции бывшего московского наместника разгоралась заря нового дня.

[1] Польский алкогольный напиток — водка, настоянная на особой траве, произрастающей на территории Беловежской Пущи. Российский аналог — «Зубровка»

в которой раскрывается тайна,

касающаяся меня разве что косвенно

Второкурсник отключился за миг до пика. «Прорвало» его уже в бессознательном состоянии. Так случалось всегда, никаких исключений. Но минут через тридцать этот ловелас очухается в полной уверенности, что побывал на седьмом небе. А вот себя при этом показал не лучшим образом. И скорее всего, устыдившись, навсегда уберется восвояси, бормоча комплименты и благодарности вперемешку с извинениями и оправданиями — а может, и обвинениями, это уж на что ему ума, чести и совести хватит. А если вдруг паче чаяния надумает задержаться и повторить попытку — пусть даже из самых лучших побуждений — она сама его выставит за дверь. И решительно отошьет, коли герой не поймет с первого раза и попробует подкатить снова позднее.