Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

— А вот тут, Ормонд Володимирович, самая суть кроется. Бритты на полисы Альбы и Эриннах… не нападали, — припечатал он. — Те сами, своей волей в эту Унию вошли, в чем нас послы их заверили, и при проверке пристрастной, кроме пыток, не врали, — подытожил Леший, любуясь моей перекошенной рожей.

Это пиздец в кубе, уже мысленно заключил я. Те, кого экспедиционные корпуса полисов силой и с жертвами удерживали от резни бриттов вплоть до младенцев, встали под их руку? Простили за пару сотен лет, притом что старики у них найдутся, что поля скелетов у Полисов помнят. Меня, к делу непричастного, фото в учебниках пробирали, а тут просто забыли?

— Бред какой-то, — выдал экспертное заключение я. — Как такое вообще может быть?

— А никто не понимает, — ухмыльнулся Добродум. — Бритты посольство принять не отказались, но лишь одно, в знак “доброй воли”. Секретность понятна? — бросил он.

— В общем — понятна, — кивнул я.

Известие такое поднимет в полисах волну среди граждан и подданных. Причём такую, что война будет неизбежна: никто в “добровольность” не поверит. В общем, либо бриттов воевать, либо очень большие неприятности почти во всей ойкумене.

— А в частностях, уж простите, Добродум Аполлонович, но не видятся мне бритты столь большой проблемой, чтобы столько Полисов опасности подвергать. Ввести силы милицейские, проверить, проконтролировать, наказать, если потребно будет, — высказал свои мысли я.

— Вам не видятся по молодости и глупости, — злонравно изрёк Леший. — А вот если подумаете, что сеть полисов, две сотни лет находящаяся под угрозой, реальной и подтверждённой, абсолютного уничтожения измыслить может.

— Вульпес лагопус, — уже без мата выразился я. — А прознатчики Полисов? Ну бред же, не могли мы их без присмотра оставить?

— А нет у нас более на островах прознатчиков. Ни у одного Полиса, из всех с кем связь держим. Извели, поймали, бес знает, — развёл он лапами. — Может, и не всех, но купцов к себе бритты не допускают, на подходе тормозя. Сами лишь караванами немалыми с судами военными плавают. Эфирофоны молчат, а их “унийцы” из приставших Полисов рассказывают бредни столь экзотичные, что и говорить не хочу.

— И всё равно вы леший злокозненный, — определил я суть начальства. — Скрывать-то смысл какой был? Ясно же, что не побегу на площадях Вильно, да и не Вильно, орать о бриттах злостных.

— А потому, что выбор вам хотел дать, — ехидно ответствовал злонравный Добродум. — Спросил бы перед отбытием, да и оставил вас в Вильно, если что. А вы любопытством неуместным…

— И что бы вы спросили? Я еду к бриттам, а ежели не хотите, можете не ехать? — захлопал я ресницами. — Ой, простите Добродум Аполлонович, ошибся: на островах помереть можно, так что, ежели не желаете помирать, то не поезжайте. Пустое это, — констатировал я.

Леший зёвом своим похлопал, но что изречь, не нашёл, так что махнул клешнёй на мою персону. А я с прискорбием констатировал, что мортира тут и вправду не поможет. Да и вообще, лучше не думать, что злокозненный бриттский гений мог за пару сотен лет измыслить. Вот так аукается “милосердие” предков потомкам. Срыли бы Полисы бриттские, да даже без геноцида, до основания. Раскидали бы молодёжь по Полисам — и всё: нет через поколения народа такого, бритты. А сейчас… не уничтожали Полисы друг друга. Нет такого понятия как противовоздушная оборона. А смертники с бомбами? А болезни в руках сотен умелых терапефтов?

Нет, ежели уж упереться, то ежели бритты чего-то совсем ядовитое не измысли, то Полисы победят. Пирровой победой. Ну леший даже с ним, если не умыслили по примеру Мира Олега бомбы синтеза ядерного. Хотя сам синтез и распад уже полсотни лет как известен, но используется более в науке, нигде больше не пригодился. Да и положим, с болезнями терапафты мира справятся. Но не один и не два Полиса бомбардировкам будут подвергнуты да атакам смертников. Миллионные жертвы, даже ежели бриттов не считать. Так что, как ни крути, а такой победы избежать лучше… Или это оттягивание решения проблемы, как тогда, пару сотен лет тому назад?

Нет, понятно что я-то ни беса не решаю, но вопрос этичности, оптимального решения и разумности меня волнует. А выходит так, что на нашем посольстве лежит миссия такой важности, что в кусты я не сдам, даже если возможность будет. Может, хоть чем пригожусь, потому как решается вопрос, быть ли жертвам миллионным.

И тут я сам себе пулю в башку пущу ранее, чем откажусь в такой ситуации помочь, хоть чем смогу. Нет, ну если бы только бритты, я бы ещё посомневался. А поскольку не только они, то и сомнениям места нет.

А вот если подумать, мог леший злонравный мне шанс “из окна выйти” таким макаром подстроить? Мог, злокозненен и злонравен поскольку. А реакцию просчитать? А ведь также мог Добродум Аполлонович, он такой.

Из чего следует, что думать на эту тему мне стоит, соизмеряясь лишь со своими, внутренними резонами, на начальство злонравное, с его “мог-не мог” поплевывая. Мысленно, но с наслаждением.

В общем, оставшийся день я, не без помощи техник самоуспокоительных, провел в учебниках и практиках эфирных. На предложение Лешего “познакомиться с Антверпеном” фыркнул столь ядовито, что была надежда его в этом искусстве переплюнуть.

На следующий же день встреча “по дипломатии” ограничилась получасом: как я понял, даны упёрлись рогом, и в данном случае их дипломатия заключалась в “мы поступим как желаем, а вы — как сами хотите”. Соответственно, пару часов Леший с Аскульдром пили эль, на чём наше посольство и закончилось. Направились мы в воздушный порт Амстердама, где тот же самый самолёт нас дожидался, а дождавшись, направился в Вильно.

В родном же полисе я немного порефлексировал, да и забил, просто занявшись своими делами, то есть гимнастикой, а после в баню сходил, в настоящей тоге римской и сандалетах оттуда же. Хвастать не хвастал, но в своих глазах подоминировал над всякими прочими лапотниками, что подняло настроение.

И вот, захожу, значит, благостный и распаренный, в квартирку свою, как начинает трезвонить фони. И кому неймётся, хотел ругнуться я, взглянул на часы с вполне приличными восемью часами пополудни, да и пошёл со вздохом отвечать звонильщику. А на мой вальяжный “у фони́” на меня обрушилась натуральная Ниагара слов. Не в смысле обилия, а частоты, притом, на удивление, членораздельно.

— Счастье какое, что я смогла до вас дозвониться, Ормонд Володимирович! — затарахтел смутно знакомый и явно очень взволнованный женский голос. — У меня случилось… не могу по фони, но беда, мне срочно с вами надо поговорить, вы сможете?

— А это, собственно, хто? — без задней мысли полюбопытствовал я, потому как голос, пусть чем-то припоминаемый, никаких особых ассоциаций не будил, да и тяжеловато думалось после бани.