Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

И вопрос немаловажный, потому как Леший в “няньках” — дело такое, не самое обычное, по моим мыслям. Или он ещё вопросы какие решать будет, с наукой не связанные, тоже вариант.

Впрочем, посмотрим. Ну а поглядеть на Вавилон мне любопытно, да и Серонеб, после какого-то жалкого часа взываний к совести гражданской и беспристрастных оценок жлобства его беспредельного, мне выдал. Не мортиру, жадина такой, но сведенья о полёте нашем, Лешим злостно утаённые. Так что выходит не более седмицы, дня на четыре, ежели без неприятностей, посольство нам предстоит. Сутки на дорогу, трое на месте. Подумал я, да и решил, что приемлемо сие, да и пошёл с Милой заниматься и прощаться.

И на следующий день, на рассвете, загружались мы с Лешим и опекаемым нашим антикварным в средний самолёт, с комфортабельным “элитным” салоном. Сам Остромир при ближайшем рассмотрении оказался совсем скорбной развалиной, собственно, как я заметил, он эфиром пользовался для передвижения телесного, мощи свои передвигая. Кстати, довольно изящное решение, не мог не отметить я.

Ну и очами выцветшими был академик разумен и наблюдателен, на что как должность его указывала, так и ловкое эфиром владение.

Правда, нужно отметить, что более меня привлёк не опекаемый наш, а секретарь его. Точнее, секретарша. Дело в том, что девица юная, секретаршей оной бывшая, была мне знакома, причём долгие годы в гимназиуме. Лучшая в дисциплинах разума, Люцина свет Перемысловна.

— Вот даже и не ожидал тебя тут увидеть, — искренне улыбнулся я бывшей соученице, благо “тыканье” соучеников было более чем пристойно.

— Я тоже, но тебя-то видела. Думала с наградой поздравить, но не успела, а в Управе мы редко бываем, да и ты разъездной, — слегка улыбнувшись, отметила Люцина.

— А вы знакомы, молодые люди? — доброжелательно проскрипел пребывающий в кресле Остромир Потапыч, тогда как Леший нахмурился чему-то, на нас взирая.

— Соученики в гимназиуме, — ответствовал я. — Один поток, Люцина лучшей была, — несколько ностальгически улыбнулся я.

— Ормонд также в науках преуспел, правда, на испытаниях не блистал, по личным причинам, — как признала мои заслуги, так и не стала “ворошить прошлое” гимназическая знакомая.

— Вспомнил, — промолвил Добродум, перестав хмуриться. — Был я у вас на экзамене, Люцина Перемысловна, всё никак понять не мог, почему знакомой вы мне мнитесь, — пояснил злонравный начальник.

— Были, Добродум Аполлонович, — кивнула девица начальству моему.

— Ну, молодые люди, коли оказия такая забавная учинилась, — проскрипел Потапыч, — так мыслю я, что отойти вам да побеседовать о жизни вашей не помешает, не при пнях старых. Ежели коллега не возражает, конечно, — уставился он на Лешего.

Злонравность Добродума так и прорывалась, явно хотел гадость какую как сказать, так и сотворить, но смирил порывы натуры своей и клешнёй на нас махнул. Так что отошли мы с Люциной в конец салона самолётного, да и завели беседу о делах наших, да и про гимназиум не забыли.

— Я в Академию служащей мыслила поступить, — сообщала девица. — В сущности, так и вышло, но глянулась Остромиру Потаповичу, да взял он меня в секретари. Но время основное мы в Академии пребываем, да и в штудиях я не ограничена. А что путешествия иногда совершаем, так мне даже в радость, — сообщила она.

— Мда, даже завидую по-доброму, — улыбнулся я. — Сам-то я тоже в Академию стремлюсь, но с экзаменами… Впрочем, сама знаешь, — на что Люцина сочувственно покивала. — И вот служить мне Лешему ещё полтора года.

— Да, — понизила девица голос, — про Добромира Аполлоновича в Управе слухи ходят о злонравии немыслимом и угнетении подчинённых. Но хвалят все его, как посла и политика изрядного. А теперь ты по политической стезе подвизаться мыслишь, Ормонд?

— Да нет, как мыслил в Академию, так и собираюсь, — ответствовал я. — А служба лишь отсрочка.

— Странно. Вон и медаль у тебя, да и, по слухам, самостоятельностью немалой тебя Добродум Аполлонович наделил, — на что я лапой махнул, мол, одно другому не мешает. — Впрочем, дело твоё. Да и стремления твои я разделяю. Хотя не гадала, что в одной управе служить будем, да в должностях схожих, — улыбнулась она. — Тихий ты такой был, незаметный. Уж что медаль, года не отслужив, получишь, я и помыслить не могла. И похорошел, — окинула она взглядом мои стати, явно утратившие в округлостях.

— Цели добился, вот и занялся собой, — ответил я.

— Погоди… — расширила Люцина очи, на что я полевитировал чашку над блюдцем. — Ну ты даёшь… — совсем по-простецки выдала она. — Выучившихся одарённых в возрасте твоём единицы в Мире, — аж склонила она голову. — Я тоже тщусь, но дел иных много, так что, мыслю не ранее чем десяток лет результат получить, — слегка покраснев, сообщила девица. — Посоветуешь, может, что, Ормонд?

— Если честно, то ничего, — покачал я головой. — Я, Люцина, штудиями одарённого мало что себя не угробил. Без шуток, медиками и терапефтами вред телесный выправлял, — уточнил я. — Да и не всё выправляемо. Так что жить как живётся, к штудиям одарённого по возможности приступая — единственный совет, коий дать могу. Мой “путь”, — с ехидством выделил слово я, — скорее на тот свет вёл, нежели к результату. А результат скорее удача, да и здоровье природное, мало что не окончательно загубленное.

— Но всё же уважения заслуживает, — несколько погрустнела девица.

Ну да, все мы хотим “быстро, качественно, недорого”, мысленно откомментировал я. Вот только если и два из трёх в одном сойдутся — уже удача великая, а так всё больше одно что-то.

Побеседовали о соучениках наших, о которых я, признаться, ни лешего не знал. Что, впрочем, оправдано было тем, что ни друзей, ни подруг я и не имел. А праздно любопытствовать ни времени, ни желания не было. Славобор, альфач нас гимназический, как я и мыслил, попал в милитанты полицейские, где из него, несомненно, альфачность ныне и выбивают. А из вереницы имён, Люциной названых, я и припоминал-то от силы половину, реально не “от класса сего” был, мысленно сыронизировал я. Впрочем, собеседница моя отсутствие интереса вскоре уловила, так что беседу мы завершили, да и вернулись к патронам нашим.

Ну, как минимум, забавно, а вообще приятно, с улыбкой отметил я, погружаясь в учебник. Вот и времени-то, казалось бы, всего ничего прошло, а уже этакая “добродушная ностальгия” появилась, да и вообще, как в жизни иной всё было. Хотя, с учётом Олега, можно так, не покривив душой, сказать, напомнил себе я.

Подремал, позанимался, пообедали в самолёте. Леший сигаретами дымить в конец салона удалился, где вытяжной шкаф стоял специальный. Ну а я, подумав, ему компанию составил, да и разграбление начальским запасам курева учинил.