Cyberdawn - Прекрасный старый мир [СИ]

Впрочем, эта немало меня повеселившая комичная подробность не делала зиккурат менее величественным, так что в сень его я входил как с любопытством, так и с некоторым трепетом перед древностью и величавостью.

Спутники мои также в сень поместились, ну и были мы поселены в нумера, выдержанные в местном стиле. Вычитанные “стальные балдахины” над ложами наличествовали, уверя, что читанное мной ещё в Вильно не байка, а забавный факт.

Через полтора часа наша компания направилась на “научно-деловые” переговоры. Довольно любопытным был момент “налаженности” подобного обмена: этакое кафе-переговорная, причём с отчётливо различимым эфирным пологом для переговорных комнат, где нашу компанию поджидал в одиночестве эллинского типажа дядька средних годов.

Сами переговоры шли бодро, но явно было это надолго: вопрос потребностей нашей Академии был в неких дебрях органической химии, приправленной эфиром. Органической алхимии, скажем так, в которой я, признаться, ни лешего не понимал. Что же предлагалось взамен, озвучено не было, видимо, переговорщик и так был прекрасно в курсе дела. Кстати, вмешательство Лешего в переговоры, затянувшиеся до полуночи, было лишь в двух покашливаниях, прервавших некие явно “излишние” откровения раздухарившегося Потапыча. И ни к чему пока не привели, впрочем, судя по довольным мордам расстающихся учёных, это было нормой.

Ну а засыпал я, признаться, не без интереса ожидая грохота булыжника: реально довольно любопытный аттракцион выходил, если подумать. Впрочем, сон мой прерван не был, а вот с утра в номер начальства постучала Люцина, передавшая приглашения своего патрона провести совместную трапезу. Леший морду размышляющую сотворил, но кивнул, так что завтракали мы на балкончике нумера Остромира с шикарным видом на утренний Вавилон.

Академик параллельно с едой выдал несколько презабавных баек научного толка, причём в сфере небезызвестного и в Мире Олега эффекта Паули. На удивление, Леший так же расщедрился на небезынтересную байку, так что завтрак радовал не только визуальным и вкусовым, но и звуковым наполнением.

А к окончанию трапезы Потапыч, явно отметив наши с Люциной взгляды, бросаемые на Вавилон, хитро прищурился и обратился к моему начальству:

— Добродум Аполлонович, мыслю я, что переговоры нам предстоят на день, не менее того, — выдал академик. — А присутствие наших секретарей на них видится мне чрезмерным. Моя помощница, к примеру, обсуждаемым вопросом не владеет в полной мере. Впрочем, ежели Ормонд Володимирович… — вопросительно уставился на меня он.

— Признаться, тема переговоров ваших находится вне границ моего понимания, надеюсь — пока, — ответствовал я.

— Всё в ваших руках, молодой человек, — покивал мне Потапыч.

— Протоколирование, — ожидаемо поморщился Добродум, явно не горящий желанием устраивать мне отпуск.

— Всё одно нам составлять, поскольку молодые люди сути не понимают, — отпарировал академик. — А ежели Ормонд Володимирович составит Люцине Перемысловне компанию в экскурсии, так и сердце моё будет спокойно.

— Добродуму Аполлоновичу решать, — не стал я своевольничать. — Впрочем, ежели согласие даст, то я совершенно не против.

— Ступайте, ежели желаете, — поморщилось начальство, явно не зная, как бы меня поугнетать посподручнее при очевидцах. — Только к пяти пополудни курьер с корреспонденцией явится, — не преминул напомнить он.

Ну, небезынтересно будет, как минимум, решил я, предлагая Люцине лапу. И стали мы Вавилоном на наёмном самокате любоваться и объезжать.

Вообще, вот хоть не люблю я “глазастый туризм”, точнее Олег не любил, в данном случае этот самый туризм оказался на диво приятен. Да и погонщик нанятого самоката явно был и “чичероне” по совместительству, вещая вполне забавные байки и были про рассматриваемые нами достопримечательности.

Правда, путница моя, к моему некоторому внутреннему неудовольствию, со мной начинала флиртовать. Так-то ничего страшного, но как-то… Вдобавок, когда в обед мы отпустили самокат и трапезничали в “полуоткрытом” трактире, где роль потолка исполняли явно изменённые биологами деревья, Люцина выдала таковой вопрос:

— Ормонд, а как у тебя с личной жизнью? — слегка покраснев, выдала собеседница. — Есть ли подруга или друг сердечный?

— Подруга сердечная, сожительница, — ровно ответствовал я, поскольку хоть вопрос и был “на грани”, но грань оную не пересекал.

— И как ты всё только успеваешь? — несколько погрустнела, но явно не слишком расстроилась собеседница. — У меня только на службу и штудии время остаётся, — предварила она мой ещё не заданный “приличный” ответный вопрос.

— Открою тебе страшную тайну, — с заговорщическим видом склонился я, понизив голос. — Ни лешего я не успеваю, — честно ответил я с серьёзной физиономией склонившейся ко мне собеседнице.

Посмеялись, тонкий момент был пройден, ну и стали дальше объезжать-знакомиться с Вавилоном. А я призадумался, потому как было о чём. Как у любого приличного мужа мысля моя съехала на девиц, причём во множественном числе, о полигамии, моногамии, полигинии и прочих занятных вещах.

С учётом не отягощённой рядом религиозных, чадородительных и инфекционных моментов морали, к многопартнёрству Мир Полисов относился никак. Есть и есть, дело ентих самих партнёров. Хотя были нюансы в виде, например, у нас в Вильно “принятых” норм, что жизнь интимная именно интимная. То есть, к примеру, участники шествия публичного женоложцев али мужеложцев, да хоть ежеложев, вполне могли быть биты неравнодушными согражданами. За непристойную публичную демонстрацию интимной жизни.

А могли и нет, поскольку несколько отдельных деятелей разных полов, имеющих показные многосоставные отношения, фоново осуждались, но биты не были. С другой стороны, показными они были в “своей среде”, не имея намеренья просветить “ваще всех”, с кем, куда и сколько раз они сношаются.

Вторым нюансом была этно-географическая картина. Северные народы из-за “полугода в домах” (чего давно не было, но сам этно-признак сохранился), как и южные, в силу переизбытка энергии, к мнголожеству были лояльны. А вот “средние страны” несколько менее терпимы.

И был третий нюанс, довольно понятный физиологически, но несколько обидный для “мужеской самцовскости”. А именно, разнополая полигамия была более органически удобна и осуществима женщинами, нежели мужчинами. Безусловно, были “способы и методы”, но, по факту, всяческие “трио”, “кватро” и прочие разнополые конструкции с одним партнером полу такого, а остальные эдакого, составлялись в большинстве своём дамами.

И, наконец, действовал четвёртый фактор, а именно фактор одарённых. Который ряд биологических нюансов третьего типа нивелировал: даже не будучи терапефтом, подогнать незначительный объём крови к нужному органу труда не составляло. Да и если уж озадачиться, то и железы стимулировать и прочее. То есть, одарённому завести себе десяток любовниц, хоть скопом, хоть по отдельности, труда не составляло.