Алекс Хай - В интересах государства. Аудиториум, часть 2 [СИ]

Сперанский кивнул нам и повернулся к лестнице, когда внезапно что-то ослепило нас. Мощный холодный луч света резанул по глазам. Я зашипел от боли и едва не выронил драгоценную банку, но стиснул пальцы на стекле.

— Это еще что такое? — прозвучал сонный мужской голос на фоне профессорского храпа.

Мы замерли.

— Фонарь выключи, — потребовал Афанасьев.

— Ага. А морковкой жеванной в рот не плюнуть? — ответил незнакомец.

Это точно не был Ванька — я бы узнал его по голосу. И не профессор — тот все еще самозабвенно спал, судя по храпу. Значит, кто-то еще.

Луч скользнул по мне, по моим рукам — хотя мог и не светить. Голова и так источала характерное сияние.

— Ааа… Перваки, значит. Понятненько.

Блин, Ядька! Просил же все перепроверить. Я мельком взглянул на ошарашенное лицо третьекурсницы. Казалось, она сама не ожидала этого столкновения.

— Федя, ты? — робко спросила она.

Луч переместился на Ядвигу.

— Так-так… Хруцкая… да еще в компании с друзьями-малолетками. Тебе известно, что помогать первакам запрещено?

“Ядь, это твой знакомый?” — быстро спросил я.

“Однокурсник. Это хреново. Очень хреново. Он поднимет тревогу. Мы с ним… немного не в ладах”.

“Проклятье. Что делать?” — тревожно спросил Сперанский. — “Бить будем?”

“А смысл?” — отозвался менталист. — “Как очнется, все равно нас сдаст. Он видел наши лица. Вот если бы у меня была сила попробовать стереть ему память…”

Но у Афанасьева даже базовые силы были на исходе — он уже даже передвигался, пошатываясь.

Я раздумывал всего с пару мгновений. Да и о чем тут было размышлять? Мы слишком далеко зашли и слишком глубоко увязли в этой затее, чтобы отступать.

Я протянул банку Сперанскому.

“Держи крепко”.

И, не дожидаясь вопросов, метнулся к этому Феде, на ходу концентрируя энергию для удара.

Вспышка — я ослепил его и тут же зажал третьекурснику рот рукой, чтобы тот не визжал. Он зажмурился, попытался инстинктивно выставить руки для защиты, выронил фонарь — Ядька, умница, подхватила его и тут же выключила. Коридор и лестничная площадка погрузились в полумрак, освещаемый лишь сиянием Головы.

Не медля, я зачерпнул горсть силы из ментального потока и вдарил по защитам несчастного Федора голой родовой мощью. Тот сдавленно взвыл и тут же отрубился — оно и понятно, нельзя привыкнуть к прикосновению родовухи, особенно если ее засовывают тебе прямо в голову.

А затем мои руки сами сделали то, что было должно. Словно Род вел меня, диктовал, как поступить, и дал на это добро. Я снова взял немножко силы и влез в голову Федору, проломив базовые защиты и обойдя природные. И… просто стер события последних пятнадцати минут. Даже если он что-то видел и слышал, теперь это ему не поможет. Теперь он просто очнется на лестнице и не будет понимать, как здесь оказался.

Оказывается, память стиралась легко. Другой вопрос, что сработал я очень грубо. Как бы не оставить парня дурачком до конца жизни…

Бережно опустив третьекурсника на пол, я обернулся к застывшим в изумлении ребятам.

“Идем, быстрее”.

“Что ты с ним сделал?” — пролепетала Хруцкая.

“Стер память”.

Афанасьев вытаращился на меня во все глаза.

“Миш, это полный абзац… Почему ты не говорил, что…”

“Потом. Все потом. Идем скорее!”

И лишь Ленька Пантелеев довольно ухмылялся в руках у Сперанского.

— Вы, ребятки, определенно, мне нравитесь, — шепнул он и подмигнул. — Настоящие отморозки! Преступники! Лепота-то какая!

— Тихо ты, — шикнул на него Сперанский и принялся спускаться по лестнице.

Мне пришлось поддерживать Афанасьева. Он едва не споткнулся, когда в нашей “сети” раздался голос Ронцова:

“Четверо, все парни. Идут с черного хода. Я предупредил Аню, чтобы убиралась оттуда. Вы как?”

“Птичка в клетке, уходим”.

Ронцов пропал, а мы с Ядвигой переглянулись. Девушка тронула меня за плечо.

“Спускайтесь пока вниз, а я сейчас догоню. Есть идейка”.

Она метнулась обратно, перепрыгивая через одну ступеньку. Я увидел лишь, как она склонилась над валявшимся в отрубе однокурсником и вложила ему что-то в карман кителя. Блеснул металл.

Ключи! Она подкинула ему ключи и тут же вернулась к нам.

“Отличный ход”, — похвалил я.

“Это не все, что еще предстоит сделать. Сейчас идите за мной. Если та группа попробует войти с черного хода, нам нужно выбраться так, чтобы они нас не увидели”.

Ядвига повела нас к боковому выходу и, когда мы преодолели последнюю скрипучую лестницу, зашла в кладовку и протянула мне халат.

“Обмотайте банку, чтобы не светилась. Она сияет, как новогодняя елка”.

Это да. Прислонив покачивавшегося Афанасьева к стене, я помог артефакторше обмотать Голову. Пантелеев попытался было глухо протестовать, но быстро заткнулся. Закончив с этим, Ядвига снова взглянула на часы.

“У вас две минуты. Идите”.

“У нас”, — возразил я. — “Ты же с нами”.

Хруцкая покачала головой.

“Отправляй парней с банкой вперед, а ты мне сейчас понадобишься. Все, ребят, идите. Тихо, сразу к воротам выезда с бокового”.

Афанасьев собрался с силами и поплелся вслед за Сперанским, осторожно, стараясь не скрипеть петлями, открыл дверь и выпустил лекаря с ценной ношей. Ядвига Дернула меня за рукав.

“Знай я, что ты умеешь стирать память, придумала бы все иначе. Почему не сказал?”

“Потому что не знал, что умею”, — кисло улыбнулся я.

Девушка кивнула.

“Сотри память мне”.

“С ума сошла?”

“Миш, это не праздная просьба. Стирай мне память. Последние пару часов для надежности. Не блокируй, а именно стирай. Здесь сейчас появится вторая группа, они наверняка облажаются, и все сигналки заорут, как Иерихонская труба. Поднимется кипеш. Он вам на руку — это выиграет вам немного времени, поскольку внимание поначалу будет сосредоточено на Лабораториуме. Но вам нужно успеть спрятать Голову. А меня станут допрашивать. И я не хочу нас выдать. Стирай мне память! Живо!”

Так-то Ядвига была права. Самый надежный способ не разболтать — просто не знать. Но я опасался воздействовать на ее умную голову. Будет нестерпимо жаль случайно что-то повредить в ее ценных мозгах.

“Чего медлишь?” — торопила она. — “Минута осталась!”

Дерьмо!

“Снимай защиты”, — вздохнул я.

“Уже”.

Я закрыл глаза, потянулся к источнику, зачерпнул горсть ментальной силы и молил Род помочь мне проделать все аккуратно и безвредно для девушки. Она ведь помогла нам, рисковала, подставилась ради нас — и не заслужила вреда.

Род отозвался и направил мне в руки ручеек светящегося эфира. Я обхватил голову Ядвиги руками, влил поток ей в голову, заставил его течь по ее блокам и ментальным установкам, стараясь направлять его только на воспоминания о последних двух часах.