Владимир Марков-Бабкин - 1918: Весна империи

– Когда мы будем готовы двинуть эти два полка в Османию?

– План подготовки предусматривал отладку взаимодействия еще на протяжении двух недель, но при необходимости мы можем ускорить. Смею полагать, что к моменту, как султан запросит нашей помощи, оба полка будут готовы перейти границу. Имеющихся у нас сил вполне достаточно для того, чтобы разгромить любое возможное количество сил у Кемаля.

– Ну, Александр Андреевич, если бы речь шла о вышколенном и закаленном в боях русском легионе преторианской гвардии, я бы ничуть не сомневался в этом, но два сводных полка, набранных из османских горе-вояк, которые перешли к нам на службу за кусок хлеба, – это несколько другой коленкор. Тут как бы за спинами этих, так сказать, казаков не пришлось бы ставить заградительные отряды.

Свечин позволил себе пожать плечами.

– Зато, государь, мы точно будем знать, чего они стоят, и, если что, их как-то не особо жалко.

Киваю.

– Да, определенная логика в ваших словах есть, не спорю. Не считая оружия, с которым они могут перебежать к Кемалю.

Начальник Генштаба Ромеи бросил еще один аргумент на чашу весов:

– Кроме того, ваше величество, в Константинополе расквартирован сводный полк Дикой дивизии. При необходимости мы можем задействовать его.

Можем-то можем, но не очень бы хотелось. Впрочем, эти-то точно к Кемалю не перебегут, ибо он им вообще никто, даже не халиф, не говоря уж о русском императоре, за которого они пасть порвут. Вслух же интересуюсь:

– Хорошо, а как там другие регионы? Отработаны ли каналы поставок султану пушечного мяса из числа правоверных прочих стран?

Свечин утвердительно склонил голову.

– Так точно, ваше величество. Каналы пополнения войск султана сторонниками халифата практически отработаны, и первые отряды мусульманских фанатиков уже прибыли в Османию из Индии и Афганистана. Через русский Туркестан, Каспий и Кавказ, а затем через порты Ромеи афганцы и мусульмане Индии были доставлены под ясны очи султана. Добровольцы же из Марокко прибыли Средиземным морем. Однако смею напомнить, государь, что добровольцы эти элемент крайне ненадежный и с удовольствием будут резать и наших солдат, а не только кемалистов. Кроме того, каждый боевик из Афганистана, Индии и особенно из Марокко является потенциальным переносчиком «американки», что чревато вспышкой пандемии на наших землях. Поэтому без возникновения острой на то необходимости мы предпочитаем серьезно ограничивать этот поток.

– Я понимаю. Хорошо, а в случае кризиса сколько времени потребуется на переброску новых добровольцев?

– Для прибытия первой партии добровольцев потребуется до двух недель, а потом число прибывших будет расти по мере того, как желающие будут добираться до мест, откуда мы их готовы забирать.

Хм-хм. До двух недель, значит…

– Понятно. Впрочем, иметь под рукой и этот весомый аргумент всегда полезно. Бронеходы наши, кстати, когда прибывают?

– По графику, эшелон с ротой бронеходов БР-18 прибывает в Константинополь завтра, ваше величество.

Ну, вот и славно. Семнадцать легких танков, вдруг что, вместо полигона могут пройти испытания в реальном деле. Не дай Бог, конечно, дело дойдет до их применения.

Обращаюсь к Палицыну:

– Федор Федорович, организуйте переброску полка «Муромцев».

Министр обороны Единства встал и склонил голову:

– Слушаюсь, ваше величество!

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Штаб-квартира Ромейских сил специальных операций. 5 мая 1918 года

– Что там, Ермолаев?

– Ваше сиятельство, вам шифрограмма.

Граф Слащев поднял голову от бумаг и кивнул:

– Давай.

Адъютант командующего ССО подал бланк. Генерал разорвал и без особого удивления прочитал:

«ТЕГЕРАН-43».

Что ж, к этой душещипательной истории все и шло.

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Радиоцентр. 5 мая 1918 года

– Говорит «Радио Царьграда». Мы начинаем наше вещание с новостей этого часа.

Граф Суворин постучал по дереву. Что ж, с почином, Борис Алексеевич! Еще одна радиостанция начала вещать на Ромею. Конечно, пока охват не так велик, но не пройдет и полугода, как новая башня инженера Шухова поднимется над Константинополем, позволяя «Радио Царьграда», «Делу освобождения», «Женскому слову», «Голосу Иерусалима» и другим станциям Ромеи транслировать свои передачи на основных языках региона на тысячи километров Средиземноморья, Ближнего Востока и Северной Африки.

Мог ли он, прожженный циник, подумать о таких возможностях еще в январе-феврале 1917 года? Однозначно нет! Прежний царь Николай не доверял прессе, сторонился любой возможности общения с подданными через газеты, а репортеров однозначно считал угрозой своей власти и всему, что, в его понимании, олицетворяло Россию.

Но пришел новый император, и, к удивлению Бориса Алексеевича, Михаил Второй пожелал видеть его. Причем в самый разгар мятежа 6 марта 1917-го, когда власть императора Михаила висела практически на волоске! И именно в этот момент нынешний граф Суворин понял – пришло его время. Император дал ему карт-бланш. Более того, в разговоре с новым царем Борис Алексеевич вдруг ощутил родственную душу, причем не только как прогрессиста и монарха нового времени, но и как человека, который тонко чувствует все перипетии публичного слова и игры с общественным мнением. Словно по мановению волшебной палочки исчезли все препоны, а фонды на развитие РОСТА и Министерства информации были выделены такие, что впору было сравнивать с расходами на Министерство вооружений!

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Дворец Единства. Кабинет его величества. 5 мая 1918 года

Доклад главы ведомства внешней политики Империи Единства всегда был образцом респектабельности и иллюстрацией утонченного вкуса. Вернее, конечно, не сам доклад, а его докладчик. Граф Свербеев был не только искушен в дипломатических игрищах, но и являл собой образец ценителя произведений искусства. Причем нужно отдать ему должное, он не прятал свою коллекцию от общества, а, наоборот, учредил свой небольшой музей, передвижные выставки которого колесили по крупным городам обеих империй. И в этом плане наше завоевание Ромеи позволило его агентам развернуться во всю ширь в результативных поисках наследия прошлого.

Впрочем, как тонкий политик, он не забывал о том, где он и кто он, нередко жертвуя прекрасные экспонаты для Императорского музея в Константинополе. Разумеется, я распорядился в описании к каждому такому экспонату добавить надпись о том, благодаря кому музей получил этот прекрасный образчик какой-нибудь Античности.

Но сегодняшний доклад довольно мало перекликался с античными мифами и прочими сказаниями всяких там Гомеров. Сплошная проза бытия. Впрочем, может, и эту бурную эпоху опишет какой-нибудь писатель-песенник.