Елена Алчевская - Из Шумера с любовью!

– Потому, что я хорошо понимаю, в чьих интересах твоя смерть, а в отношении этих людей у меня свои счёты.

– Одного не понимаю. Даже если я умру, Богиня не изберёт новую служительницу, надо будет ждать следующего праздника.

– А вот здесь ты не права. Закон гласит, что если избранница погибнет по естественной причине, то Совет жрецов выберет новую Избранную из числа подготовленных великими родами претенденток. Даже не проводя необходимых для праздника Урожая состязаний. Догадываешься, кого изберёт Совет жрецов?

– Да, иногда мне кажется, что Инанна потому выбрала меня потому, что просто не хотела видеть в своём храме ещё одного члена этой семейки.

Светозарный Мета неприлично хрюкнул и, распрямившись, отошёл к столу. Взяв молоточек из слоновой кости, ударил по бронзовому гонгу. Низкий, протяжный звук потянулся из комнаты. Через пару минут раздался задорный топот, и молоденький ученик храмовой школы появился в дверях. Светозарный Мета приосанился и важно произнёс:

– Не будем терять зря времени. Отведи Избранную на скотный двор. Там уже готова повозка и ждёт жрица Гула из храма Инанны. Она отвезёт Арбелу в деревню Дочерей Змея. Ступайте.

Мы вышли из храма и направились к скотному двору. Недалеко от ворот стояла четырёхколёсная повозка, напоминавшая телегу, на которой в фильме «Председатель» колхозники разъезжали по полям и лесам. Единственным отличием был матерчатый тент, натянутый на тростниковые стойки. На облучке сидела пожилая женщина в жреческой тунике. Поклонившись, я спросила:

– Я вижу светлейшую Гулу?

– Ты Арбела?

– Да, светлейшая.

– Садись. Ехать не близко.

Отъезд.

Я взобралась на этот экипаж, моя проводница тронула вожжи и небольшой, но крепенький и упитанный мул вывез нас за ворота храмового комплекса. По восточной дороге мы направились к пристани. Урук располагался на западном берегу Евфрата, который в пределах Нижней Месопотамии разделялся на несколько русел. Важнейшими из них были западное, или собственно Евфрат, где и стоял Урук и более восточное – Итурунгаль, в сторону которого мы и направлялись. От последнего к лагуне на юго-востоке отходил ещё канал И-Яина-гена, на берегах которого стояла деревня дочерей Змея. И чтобы добраться туда, надо было сначала попасть на восточный берег Евфрата

На улицах шумела толпа, сновал рабочий люд, кричали торговцы. К речной пристани причаливали большие парусные ладьи, связанные из длинных, загибающихся к носу и к корме стволов просмолённого тростника. Эти корабли привозили товары из очень дальних стран, даже из Индии, Египта и берегов Персидского залива. У пристани располагался рынок, где торговали рыбой, тканями, зерном, рабами. По рынку разгуливали обнажённые храмовые женщины – народ посматривал на них с интересом. Кстати, здесь нельзя путать публичную женщину и храмовую жрицу. Дугой уровень, разные цели, особый менталитет. Здесь эти женщины не продавались за деньги, а работали во славу богини. И те деньги, что им давали клиенты, приносили в Храм. Здесь все искренне верили, что такие деяния просто необходимы Богини, чтобы человечество развивалось и множилось. Возможно, так и было.

Дальше от рынка улицы становились более тихими; они тянулись между глухими стенами домов, лишь кое-где прорезанных калитками. Калитки обычно вели в прихожую, а из неё – во внутренний дворик. Мы дождались ладью, типа парома, и переправились на другой берег. Куда ни бросишь глаз – виднелись загородные поместья. Земля жреческая и Земля кормления. Мы проезжали этот своеобразный дачный посёлок типа Рублёвки, внимательно глядя по сторонам. Хотелось убедиться, что нас никто не сопровождает в этом вояже, причем скрытно. Наконец поместья местных чиновников закончились, и мы выехали в Дикое поле.

Без ирригационных и мелиорационных работ эта равнина представляла собой либо пустыню-полупустыню, либо болотистые мелководные озера, окружённые зарослями громадных тростников, кишащих миллиардами насекомых. Пустынная часть пересекалась горами выбросов от копки каналов, вдоль которых тянулись ряды финиковых пальм. Кое-где возвышались глинистые холмы – тлели, как называли их современные мне арабы. По словам Гулы, это были развалины древних поселений, точнее – существовавших на одном и том же месте кирпичных домов и башен, тростниковых хижин и глинобитных стен. За сотни лет они разрушились, спрессовались и склеились. Между ними разлились болотистые лагуны. Ещё кое-где попадались низкие безлюдные острова.

Остров Обейды.

К одному из таких островов мы и направлялись. Проехав, не почтив своим присутствием деревню Дочерей Змея, резко свернули на юг. С трудом проехав по почти болоту километра полтора, выбрались на низкий глинистый остров. Продравшись по еле видимой тропинке сквозь заросли тростника и тамариска, с невыразимым облегчением выехали на поляну, лежащую перед невысоким холмом, похожем на телли. Несколько пальм, груша и смоковница приятно радовали глаз. У подножья холма виднелся вход в рукотворную пещеру, завешанный бараньими шкурами. Перед входом разложен небольшой очаг, а слева виднелся небольшой бассейн с явно проточной водой.

Я с искренним недоумением посмотрела на светлейшую Гулу: мало того, что мы не заехали к Дочерям Змея, как вроде намеревались, так ещё и приехали на робинзоновый остров, где явно нет ни одной чьей-либо дочери. И как, интересно, мне тренироваться? Гула мой взгляд проигнорировала и, соскочив с повозки, начала распрягать смертельно уставшего мула, кажется не верившего, что этот кошмарный путь наконец закончился. Мою попытку помочь с избавлением животного от сбруи, проигнорировала не только она, но и мул. Видя мою растерянность, жрица, сжалилась и велела вытаскивать вещи из телеги. Всё ж занятие. Тут были корзины, кувшины, картонки с едой и напитками, несколько бараньих шкур, тростниковых циновок, узел с одеждой. Всё это я перетащила ближе ко входу. Входить без разрешения здесь было непринято. Одно было непонятно: неужели хозяин или хозяйка не слышит производимого нами шума, или ей всё равно?

Умывшись у бассейна, мы присели за глиняный столик возле очага и приготовились к долгому ожиданию. Но оказалось, напрасно. На тропинке в барбарисовых зарослях показалась женщина с охапкой сухого тростника в руках. Вот тут я уже действительно удивилась. Это была Обейда, та колдунья, что практически спасла меня.