Алёна Цветкова - Мыловарня леди Мэри

Мне некогда было думать ни о собственном женихе, ни о графе, ни даже о наследстве. Мыловарня забирала все время и все мысли без остатка. А вот они обо мне не забыли. Оба.

И в один прекрасный день, вернувшись от Игната уже затемно, я увидела недовольного жениха, дожидавшегося меня прямо у ворот замка.

– Госпожа баронесса, – увидев меня, он выдохнул с явным облегчением, – пройдемте в мой кабинет, у меня к вам есть несколько вопросов.

Я обреченно вздохнула. Больше всего мне сейчас хотелось есть и спать, чем устраивать разборки с опекуном. И что он вообще вспомнил обо мне? После того случая, как я послала его на три известные буквы, мы больше и не общались. И меня все устраивало. И вот на тебе, обо мне вспомнили снова.

Мы прошли в кабинет гуськом и расселись на свои места. Жених молчал. Я думала о том, что Игнат присмотрел мне отличное место. Окраина города, за крепостной стеной, огромный участок, и в случае чего его можно будет расширить практически неограниченно… Но вот строение на участке слишком ветхое и убогое, чтобы перевозить туда мыловарню. Нужно будет ломать эту развалюху и строить все с нуля. Это минус. Ведь придется ютиться в замке еще какое-то время, пока идет стройка. Но и шикарный плюс. Я смогу спроектировать будущую фабрику, а я именно на нее и замахивалась, так, как сама посчитаю нужным.

Я прикрыла глаза и представила себе весьма ближайшее будущее: огромные цеха, ряд котлов, в которых варится сразу десяток сортов мыла. Узкие коридоры между стеллажами на складе, где созревают аккуратные бруски мыла. Упаковочный цех с вереницей столов, и молодые девчонки режут и фасуют мыло в деревянные ящики, прокладывая стружкой. А еще я планировала…

– Мария Львовна, – жених прервал меня на самом интересном месте, – я полагаю, что вы достаточно наигрались в мыловарню, и вам пора прекратить тратить время на это бестолковое занятие.

– Что?! – опешила я.

– Ваши учителя жалуются, что вы практически не посещаете занятий, забросили вышивку, танцы, не ходите в церковь… И вообще, вы слишком много работаете, а в вашем состоянии это очень вредно. Лекарь утверждает, что так и до нервного срыва недалеко. Поэтому я закрываю мыловарню.

– Вы не можете это сделать! – мне стало плохо, потому что понимала: да, может. Все мои договора в силу моей недееспособности подписывал этот… это… нехороший человек.

– Я уже это сделал. Мой поверенный завтра с утра уведомит всех о расторжении договоров.

Это был конец. Крах всему. Всем моим мечтам и надеждам. Я чувствовала себя как будто бы меня растоптали, размазали по полу и, смеясь, попрыгали. Чтобы уж точно не встала.

– Но почему? – прошептала. – За что?..

– Мария Львовна, – сволочь успел выйти из-за стола и теперь присел на корточки перед моим креслом, – Маша, – взял он меня за руки, – это для вашего блага, я забочусь только о вас и вашем здоровье. Васка уже не единожды жаловалась, что ваша мыловарня занимает слишком много времени. И, уж простите, я проверил финансовые отчеты моего поверенного, толку от вашей деятельности нет никакой. Ваши заработки едва покрывают расходы…

– Я вас ненавижу, – я вырвала ладони из его рук и встала, – как же я вас ненавижу.

Я выбежала из кабинета и помчалась к себе в покои не разбирая дороги. Больше всего на свете я боялась расплакаться. Нет. Я не порадую эту сволочь слезами.

Я почти не видела, перед глазами все плыло, но я смогла сдержать рыдания. И только когда за моей спиной закрылась дверь спальни, а я с разбега рухнула лицом в подушку, я позволила себе выплакать всю свою боль.

– Маруся, девочка моя, – запричитала вокруг меня мама-Васка, – да что ты так распереживалась-то? Да на кой тебе сдалась мыловарня эта… измучили же тебя совсем. Ни дня покоя нет от Проньки да от Игната твоего. Только и бегают, Мария Львовна то, Мария Львовна это… А углежоги? Это же, Марусенька, разбойники. А все туда же, так и норовят кровиночку мою побеспокоить. Похудела вон как… бледненькая стала совсем…

– Мама-Васка, – прошептала я, – как ты могла?! Как могла пойти к нему?! Ты все сломала! Все сломала!

– Деточка, да я ж как лучше хотела, – мама-Васка попыталась обнять меня, а я еле сдержалась, чтобы не оттолкнуть. В тот момент я просто ненавидела ее.

– Как лучше кому? – прорыдала я.

– Ну так тебе, – вздохнула она, – измучилась же вся…

– А меня ты спросила? Меня ты спросила, как будет лучше для меня? Или ты решила, что я дура слабоумная и не понимаю ничего? И не могу понять, что для меня лучше…

– Ну так… измучилась же… не ела… не спала, – бормотала мама-Васка…

– Уйди, – попросила я, – лучше уйди… видеть тебя не хочу.

Я проревела до самой ночи. А потом встала, вытерла слезы. Надо было что-то делать. У меня еще есть время до утра.

Вариантов у меня в принципе было немного: либо договариваться с этим опекуном, либо с другим. Но тогда придется сначала грохнуть этого. Прямо сегодня ночью, чтобы утром Дмитрий Федорович не успел расторгнуть договора.

И я даже обдумала эту мысль. Но пришла к выводу, что другой опекун может быть гораздо хуже этого. Этот хотя бы за почти полтора года доказал свою лояльность ко мне лично. А значит, нужно было договариваться. И предлагать свою цену… Дорогую… Самую дорогую.

Сняла измятое платье, без мамы-Васки это оказалось не так легко. Нашла в сундуках самую красивую и тонкую сорочку, полупрозрачную… Она была предназначена для первой брачной ночи, как мне говорила мама-Васка. Расплела и расчесала волосы, оставив их распущенными, накинула халат. Меня затошнило… Черт возьми… Как же мне плохо… Как же я его ненавижу… Я не готова заплатить ему собой. Нет. Никогда и ни за что. Лучше я сдохну в канаве, чем лягу к нему в постель.

Я заметалась по спальне… Что же мне сделать?!

– Маруся? – мама-Васка заглянула в приоткрытую дверь… И, увидев меня, ахнула. – Ты что удумала?! Да разве ж можно так? Марусенька, а как же честь девичья?

– А так же, как наследство папенькино, – огрызнулась я. Как она может теперь судить меня, после того как сама все испортила, – зачем ты пошла к нему?!

– Марусенька! – разрыдалась мама-Васка и кинулась мне в ноги. – Девочка моя! Да как же так-то! Я же о тебе заботилась! О тебе думала! А ты… прости меня, дочка… прости дуру старую… не ходи ты к нему! Не позорь честь свою девичью…

– Да успокойся ты! – рыкнула я на нее. – Хватит уже валяться, вставай, помоги мне. И, мама-Васка, запомни! Никогда и никто не будет решать за меня! Ты поняла?! Я взрослая и самостоятельная личность, а не убогая слабоумная девчонка, как раньше. Поэтому, если узнаю, что ты хоть слово сказала ему, не спросив меня, прогоню. Ясно?!

Рыдающая старуха беспрестанно кивала, скорее всего, она не слышала и не понимала, что я говорю. Но и я не могла остановиться. Слишком зла была. Слишком сильно ударила меня та, кому я доверяла в этом мире больше всего. Пусть и продиктовано это было ее пониманием заботы, мне от этого совсем не легче. И придется выпутываться из всей этой ситуации…