Петр Ингвин - Зимопись. Путь домой. Аз

Естественно, я промолчал. Малик тихо продолжил:

– На лагерь напали. Если противников было мало, то после перестрелки наши ушли вглубь леса в разные стороны, чтобы нападавшие погнались за кем-то одним. Позже мы встретимся на оговоренном месте. Это я рассматриваю лучший вариант. В худшем моих ребят нет в живых.

Дядя Люсик опустил юбку и задумчиво почесал подбородок.

– Впереди засада? – спросил он.

– Скорее всего, – признал Малик. – Противник мог продолжить преследование или оставить засаду. Первое для него невыгодно. Обнаружить лагерь могли царберы или отряд какой-нибудь проезжей цариссы. Царберы хороши в поле, а в лесу их преимущество теряется. Они как танки в городе – страху нагонят, территорию под свой контроль заберут по-любому, но легкую пехоту до конца не перебьют при всем желании. Свита цариссы более подвижна – конечно, при хорошей выучке – но частично открыта для стрел. На рожон такие лезут только в крайнем случае, когда затронута честь или нет другого выхода. Думаю, это не наш случай. В последние дни мы никому дорогу ни в прямом, ни в переносном смысле не переходили, а старые обиды не в счет – для этого за нами нужно было следить, а мы перестраховывались, и я знаю точно: хвоста не было.

Мы втроем медленно двинулись обратно к дороге.

– Тогда это царберы, – проговорил дядя Люсик. Он косил глазами назад, но голову старался не поворачивать. – Если им поручили уничтожить обнаруженную банду, они не успокоятся, пока не выполнят задачу. Количество жертв с обеих сторон в расчет не берется.

Неприятное, все же, ощущение – чувствовать за спиной возможные взгляды, оценивающие: сейчас метнуть в тебя копье или немного погодить?

Сзади было тихо. Шумели далекие кроны. Самым громким звуком были наши удалявшиеся от леса неспешные шаги.

Наконец, мы вышли из зоны поражения. Ничего не произошло, за спиной все было так же тихо и спокойно, за нами никто не гнался. Либо засады не было, либо мы хорошо сыграли роли обычных прохожих. Или мы просто вовремя остановились, а гостей ждали в лесу гораздо дальше.

Малик проговорил:

– Лагерь находился неподалеку от башни, противник мог сделать резонный вывод, что в лесу ждали кого-то оттуда или из поселка. На месте противника я бы оставил засаду. Случайные путники, за которых нас, наверное, приняли, им не нужны, они ловят того, кто сунется в лес. Только бы наши во время отхода не убили кого-то из царберов. Смерть даже одного из них Верховная вряд ли простит. Будем надеяться, мои ребята просто сбежали по добру по здорову.

– Мы с ними еще встретимся? – спросил я, думая не столько о самих сопровождавших нас рыкцарях, сколько об унесенном мече.

Малик кивнул:

– Мы договорились о сигналах.

И когда только успели? Наверное, в то время, пока была моя очередь путь прокладывать. Или когда я в кустики отходил. Или когда мои внутренние проблемы казались мне важнее посторонних разговоров.

Хорошо быть настолько предусмотрительным. А вот зависть – плохое качество. Назовем это так: глядя на успехи товарища, я на пути к совершенству наметил себе новую вершину для покорения.

Выйдя на дорогу, мы побрели в сторону восходящего солнца. Каждый погрузился в собственные мысли, разговаривать не хотелось, да и спина еще холодела от ожидания, что из леса вынесутся всадники в желтых плащах и раздастся требование остановиться.

Не вынесутся. Кони слова «надо» не понимают, они в любой миг могут заржать, и в засаду (допустим, что она существует) составляют только пешие. Всадники если и появятся, то откуда угодно, но не из леса.

Вокруг, насколько слышало ухо и видел глаз, не было ни ржания, ни топота, ни пыли.

То ли мы вышли слишком рано, то ли охватившая страну башен суета сошла на нет. Поразившее нас вчера бурное движение отсутствовало полностью.

Ни о чем большем мне и не мечталось. Напряжение отпустило, и голову теперь занимало другое. Малик думает, что на лагерь напали царберы или отряд какой-нибудь цариссы. Во всяком случае, он озвучил только эти две версии. Я предпочитал не ограничивать фантазию.

Еще недавно в список можно было включить волков и человолков. Сейчас эти беды отпали, стаи уничтожены. Но даже без их учета у меня возникли дополнительные предположения.

Место для ночевки рыкцари избрали грамотно – с возможностью отхода и недалеко от башни. Неизвестные, которые зачем-то пришли туда среди ночи, руководствовались теми же мотивами.

– А не могли сюда заявиться те, против кого цариссы собирают силы? – Я вновь покосился назад. Там по-прежнему было тихо и спокойно. – Из леса хорошо просматривается дорога, а по расположению это место годится, например, в качестве базы, чтобы напасть на башню.

– О таком варианте я тоже думал, – кивнул Малик. – Это мог быть передовой отряд неизвестного нам противника. Здесь действительно удобно создать плацдарм, чтобы дождаться основных сил или просто сигнала для атаки. Или для чего-то еще.

Дядя Люсик покачал головой:

– Кому взбредет в голову нападать на башни? Не вижу смысла. Деметрия недавно пробовала и ничего не добилась. И кто этот противник, о котором мы ничего не знаем? Пожиратели? Чапа рассказал, что за рекой идет своя война – война на истощение, если не на полное уничтожение. Сейчас им не до завоеваний. Что остается? Новый враг из дальних стран – высадившийся с кораблей или нашедший путь через горы?

– Или это может быть вторжение из другого мира, – сказал я.

Малик промолчал. Лицо его при этом осталось серьезным, взгляд задумчивым.

Теперь и дядя Люсик озаботился.

– Допускаете, что кто-то выполнил план, о котором мы думали как о гипотетической возможности – вернуться в наш мир и перенестись обратно с мощным подкреплением? Впрочем, почему нет? – осадил он сам себя. – Это же первое, что придет в голову деятельному человеку с возможностями, если он нашел вход и выход и разобрался, что и как здесь устроено.

Вот об этом у меня голова и болела. Если все именно так – что делать нам? Выжить – само собой, но кого поддержать, когда встанет выбор?

Наших? В смысле – тех, кто придет из нашего мира? А что они принесут этому миру? «Наши» бывают разными. Дикую империю организовал наш, и к чему это привело? Получается, что сначала нужно разобраться – кто они, эти «наши», сколько их и, главное, чего хотят. Хорошо, если планы у нас совпадают или хотя бы схожи. А если нет? Какова может быть цель вторжения?

Чего захочет человек из другого мира – более сильного в отношении знаний об оружии и способах захвата власти?

Ответ содержится внутри вопроса. Цель такого вторжения – с помощью оружия захватить власть. Зачем? А просто так.

Допустим, валяется на улице кошелек. Совестливые люди отнесут его в полицию, но таких – считанные единицы. Если внутри не важные документы, а только ценности, подавляющее большинство решит, что найденный кошелек – благодарность судьбы за былые издевательства. А еще какая-то часть населения с удовольствием стибрит кошелек, если тот будет плохо лежать. Хорошо он лежит или плохо, каждый определяет для себя сам, и помимо моральных устоев роль играют перепады настроения и даже аховость материальной ситуации. Как один подсудимый ответил на вопрос «Зачем вы ограбили банк?»: «А он первый начал!» Когда пролетариату нечего терять, кроме цепей, он способен на что угодно. А Германия, например, на момент торжества фашизма была культурнейшей страной мира. То есть, устои устоями, а сиюминутная ситуация может изменить их до неузнаваемости, носители устоев и сами не поймут, как же так получилось.