Василий Панфилов - Университеты

Трое людей, собравшихся в гостиничном номере, играли в странную игру, правила которой они придумывали здесь и сейчас, опираясь на логику и интуицию. Разные по возрасту и общественному положению, и в тоже время – равные, хотя человеку непосвящённому понять это было решительно невозможно.

– Куда след пустим? – проглядывая очередную папку и отбрасывая её, поинтересовался старец.

– Куда понадобится, – безмятежно отозвался Пономарёнок.

– Однако… протянул старец, – и убелённые сединой мужи переглянулись.

– А если… – осторожно поинтересовался Сниман, – Россия?

– Как частная инициатива высоких сановников – в нескольких вариантах, – отозвался Пономарёнок, не изменившись лицом, – а при необходимости хоть бы и одного из Романовых. Если отбросить именно политическую составляющую, это сделать как раз проще всего.

– Учитель химии, маниакально-депрессивный психоз, – зачитал старец, – и… о как! Считает себя хе-хе… потомком герцога Бекингема и Анны Австрийской! Вариант!

– А ведь и в самом деле, – думая о своём, сказал африканер, – вариант!

– Хм… – отозвался старец и задумался, а после часто закрестился, – прельстительно, до чего же прельстительно! Но… нет пока. Миша, ты пока всех просчитай, а мы пока… хм, подумаем.

– Надо просчитать все последствия, – катнув сигару, каркнул Сниман, – но ведь и правда – вариант!

Запинаясь о каждую волну, пакетбот плёлся вдоль побережья Гранд-Комора [14] Гранд Комор (Grande Comore) – самый крупный из Коморских островов. На острове практически отсутствуют нормальные пляжи, зато есть самый опасный в мире действующий вулкан (Karthala volcano). Берег и дно: скалы, песок. Коморские острова представляют собой архипелаг вулканического происхождения, раскинувшийся в Индийском океане, вблизи Африканского материка. , едва улавливая вялый ветерок растопырившимися парусами, совершенно недостаточными для нормального хода. Обвиснув грязными тряпками, они иногда совершенно опадали, а потом хлопали вдруг под редкими порывами ленивого, будто бы потягивающегося спросонья Эфира. После сонное божество снова впадало в ленивую дремоту, и тихое его дыхание едва касалось парусов "Каллисто".

Капитанствующий Военгский поглядывал озабоченно на хлопоты прореженной команды, растянувшейся на реях, и только ругался сквозь зубы да морщил лоб в попытке найти выход из сложившейся ситуации. Решительно не хватало ни экипажа для нормальной работы с парусами, ни времени на починку двигателя, да собственно, и самих деталей.

Угнездившийся на реях сынишка одного из пассажиров, ёрзая от охватившего его азарта, и всей своей детской душой жаждая Приключения, оглядывал в бинокль горизонт, но видел покамест только блики от длинных волн Индийского океана. Пилоты и экипаж разом надеялись на встречное судно, и опасались увидеть в нём преследователя. Двойственное положение, да при совершенно непривычной для их воинственных, деятельных натур беспомощности, кислотой ело нервы и души.

Морони [15] Моро́ни – самый большой город, столица и место расположения правительства Союза Коморских островов, суверенного островного государства. уже миновали, и океанская трасса, и без того совсем не оживлённая, опустела окончательно. Даже рыбацкие судёнышки не попадались уже несколько часов кряду в опустевшем океане. Были предложения повернуть назад, в порт, но капитан решительно отверг их как негодящие.

– Судно и так-то едва ползёт, – сдерживая раздражение на сухопутных, не понимающих самоочевидных для него вещей, ответил Илья, – и это при попутном-то ветре! Ежели повернуть обратно, так оно вплавь-то быстрее выйдет.

– Н-да… – выдохнул Санька, поводя плечами и всем застоявшимся телом, – так даже? Ладно, ты нас хоть к делу пристрой, а то ажно моченьки нет!

– А… идите вон, – мотнул головой капитан, не отходя от штурвала, – хоть какая помощь!

Плохо понимая непростую морскую работу, лишними пилоты всё ж таки не стали, восполнив недостаток знаний отменной тренированностью и острым умом. Срывая канатами мозоли, они хоть так старались забыться, не думать!

Капитан, хмуря брови и щурясь, всматривался в береговую линию, сложенную из вулканических пород, не находя хоть сколько-нибудь подходящего места. Решительно, чорт побери, не то!

Была мысль высадить хотя бы пассажиров, обезопасив их от неизбежных случайностей. Однако же обстановка на Коморах такова, что нет никаких сомнений, где безопасней – на берегу, с недружественными аборигенами, или на борту судна, преследуемого неизвестными, но всё ж таки европейцами.

Среди белых встречается всякая сволочь, но чем дальше эта сволочь от европейской цивилизации, тем больше она мнит себя её носителями. Обстреляв из орудий мирную деревеньку аборигенов и добив выживших, убийца может весьма предупредительно отнестись к попавшим в беду европейцам, отдав порой едва ли не последнее и ничуть о том не жалея.

Если это белые женщины, дети и очевидные некомбатанты, то такого рода поведение считается скорее даже ожидаемым. И хотя некоторые пассажиры "Каллисто" европейцами являлись только отчасти, но в этих диких местах они считались если и не за своих, то как минимум расово близкими. Носителями культурного кода.

– Хоть и суеверия… – сказал наконец решительно капитан, – да што я теряю?

Сбегав в каюту, помор принёс специальную палочку, и старательно не обращая внимания на любопытные взгляды, принялся заговаривать ветер, ругая жену ветра противного и ласково называя жену ветра нужного. Делая на деревяшке засечки, он выбросил её в море, принявшись снова высвистывать ветер.

Пассажиры и экипаж глядели на это морское колдовство во все глаза, но под руки не лезли, памятуя о многочисленных морских суевериях, за несоблюдение которых можно схлопотать если не от самих высших сил, то от быстрых на руку моряков! Получасом позже действительно посвежело, и Эфир туго надул паруса, увеличив скорость хода чуть не вдвое.

Лица у пассажиров сделались задумчивыми и уважительно опасливыми, а у моряков – напротив, разгладились, ибо во все времена квалификация настоящего морского волка подразумевала некую чертовщинку! Кто-то из моряков вспомнил о поморах, как о настоящем морском народе, и заходили разговоры по экипажу, путаясь со слухами о Медоеде, и странным образом успокаивая.

Появилась наконец надежда на благополучное разрешение ситуации, и даже работа пошла веселей. Если уж не Божьим соизволением, то хоть с чертовщиной, а вытянут!

– Нет, ну полная же… – и маленький, но увесистый кулак помора сбил Санькин монолог.

– Потом, – веско сказал Илья кхекающему парню, – хоть как, а пока, в море – молчи! Ясно?