Василий Панфилов - Госэкзамен

Лёжа под кузовом грузовика на деревянном поддоне из тонких упругих реек, Аляксандр Рыгоравич, не глядя, брал то один, то другой инструмент из лежащих рядом, изображая работу и напряжённо вслушиваясь в разговор. Начальник с собеседником остановились буквально в нескольких шагах от механика, ненадолго прекратив беседу.

Скрежетнул кремешок зажигалки, и по ангару поплыл сладковатый запах дорогого табака.

– Облавная охота… – пан Кошчельный, окутываясь клубом дыма, ностальгически захмыкал в густые усы, – прямо как в славные времена Ржечи Посполитой!

Механик не видит его, но настолько хорошо выучил привычки начальника, что очень живо, прямо-таки синематографично представил эту сценку.

– Пан Тадеуш… – укоризненным тоном сказал собеседник, – ну право слово, ваши попытки натянуть историю двухсотлетней давности на реалии века двадцатого…

" – Феликс! Феликс Щенсны!" – наконец опознал Аляксандр Рыгоравич второго собеседника, и кровь гулко шарахнула по барабанным перепонкам. Не то чтобы "Счастливчик" такой уж редкий гость на опытовом производстве, вот уж нет! Рыгоравич лично ему представлен, при встречах здороваются за руку и…

… механик засомневался ненадолго, а не лучше ли ему вылезти из-под автомобиля и подойти поздороваться? Здесь есть как плюсы – с возможностью вклиниться в беседу, так и минусы – не факт, что при человеке стороннем они обронят что-нибудь… этакое. Лишнее. Не предназначенное для третьего лица.

Ведь как ни крути, но он, Аляксандр Рыгоравич, "Счастливчику" лишь представлен, в то время как пан Кошчельный с ним давно и плотно дружит. В подобном непринуждённом разговоре, когда собеседники полагают себя беседующими тет-а-тет, всплывают порой о-очень пикантные подробности! А уж правильно ими воспользоваться…

– Пан Феликс! – кашлянув нетерпеливо, перебил Кошчельный военачальника, – давайте не будем спорить по поводу виденья истории! Я считаю, что она движется по спирали и сюжет неизменен, а в этом спектакле меняются лишь декорации да имена актёров. Вы, марксисты, можете считать историю последовательной сменой поколений при совершенно изменившихся условиях.

– Ладно! – засмеялся Феликс, – Ваша взяла! В самом деле, вы имеете право смотреть на мир через стёкла любого цвета! Кто из нас прав… Полагаю, судить будут потомки, и не факт, что беспристрастные.

– Вы правы, пан Щенсны, – отозвался Тадеуш, мешая формальное обращение с фамильярным прозвищем, тем самым как бы принося извинение за неуместную историческую ностальгию. Добрые приятели, они придерживаются не слишком-то схожих политических взглядов, а пана Кошчельного подчас заносит с историческими ретроспективами.

Дзержинского можно назвать марксистом, хотя ортодоксальность его взглядов изрядно потрёпана африканскими реалиями. Сложно оставаться неуступчивым ортодоксом, когда Судьба, вознёсшая тебя едва ли не на вершину Олимпа, требует гибкости ума и понимания момента, а никак не политической девственности! Да и интернационализм его, столкнувшись с африканскими аборигенами, затрещал по швам.

Кошчельный же имеет взгляды хотя и социалистические, но изначально далёкие не только от марксизма, но и от какой-либо интернациональности. Выросший вдали от Родины, он с большим и не всегда уместным пиететом относится к истории и культуре Польши, продавливая свою позицию с упорством миссионера и грацией носорога.

– Воздушная охота… – с нотками мечтательности произнёс Феликс, выдыхая дым.

– Первая в истории! – уместно перебил Тадеуш друга, и далее они со вкусом обсудили предстоящее действо. Дзержинский всё время сбивался на политический аспект будущего мероприятия, список приглашённых гостей и возможность обсудить тот или иной вопрос с нужным ему человеком в неформальной обстановке.

Тадеуш высмеивал излишне формализованный подход и дразнил тем, что он-то славно поохотится и крепко надерётся со старыми друзьями… К чёрту политику!

Дзержинский отшучивался, отругивался, но вынужден был признать, что в карьере политика есть свои минусы, а профессиональная деформация уже начала корёжить праведную марксистскую душу!

– Всё, всё… – засмеялся наконец Феликс, – твоя взяла, пан Тадеуш! Признаю, карьера политика имеет куда как больше минусов, если сравнивать с карьерой инженера! В своё оправдание обязуюсь заниматься на охоте не только делами, но и повеселиться от всей души!

– То-то… – назидательно сказал пан Кошчельный, и они, поговорив ещё немного, удалились прочь.

Аляксандр Рыгоравич некоторое время молча лежал под грузовиком, пытаясь переварить услышанное. Получалось… получалось, ему – кровь из носа – надо попасть на эту охоту!

– Я што, не из старой гвардии? – шёпотом произнёс он, накручивая сам себя и придумывая всё новые и новые аргументы как для спора, так и для обиды на Егора, оставившего заслуженного человека без приглашения. Вариант, что механик останется без приглашения, более чем возможен.

Положа руку на сердце, птица он не того полёта, чтобы парить на одном уровне с такими людьми, как Дзержинский или Панкратов. Его удел, это демократичное рукопожатие при встрече, групповые фотографии пятым слева в девятом ряду, да поздравления "к датам", когда начальственная рука самолично пишет несколько строк на открытке.

Он и без того получил немало! Не считая возможности гордиться собой и неизбежных фотографий в учебниках истории (пусть даже и в пресловутом девятом ряду), были преференции не только моральные, но и вполне материальные. Крупный участок под застройку в предместьях разрастающейся Претории, дом в Дурбане, который ныне сдаётся, принося своему владельцу не самые большие, но и далеко не маленькие средства. Наконец, возможность взять кредиты под столь низкий процент, насколько это вообще возможно, будет он решится завести дело, и десятка два не столь очевидных, но вполне ощутимых приятностей.

Если брать "Старую Гвардию" вообще, а тем паче ранжировать их по заслугам перед ЮАС и Кантонами, Аляксандр Рыгоравич влезает в условную роту, как в старые штаны – с большой натяжкой и не застёгивая. А вот если судить с позиций формальных, то… повод для обиды имеется!

Он из тех, Первых! У истоков авиации! Заслуженный человек! А его…

– А вот шишь вам, – прошептал он, выкатываясь на поддоне из-под кузова грузовика, – Аляксандр Рыгоравич всех вас продаст и купит!

Обиды, действительные и мнимые, ржавчиной обгладывали душу механика. Он уже забыл, как после победы ему предлагали карьерный рост, помощь в становлении производства и многое другое. Давай, Рыгоравич! Поможем!

Отказался… по какой уж причине – не важно. Решил, что не вытянет и не стоит прыгать выше головы? Испугался резкого взлёта? Пожалуй.