Петр Ингвин - Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

Я чуть не поперхнулся. Всего ожидал, но такого…

Мало ей приключений?! А ведь сам научил на воде держаться. Еще радовался успехам царевны.

Комок ей в кашу и пенку в молоко, она же к конязю отправилась! Вспомнился разговор купавшихся мальчишек: «Говорят, он теперь бой-бабу хочет: чтоб и на коне, и мечом, и притом – баба». И более конкретное девчоночье: «Конязь ищет не просто наложницу, а боевую подругу. Если незамужняя от пятнадцати и старше, чиста телом, быстра умом, без разной обузы и еще девица, любая может показать себя».

Марианна отправилась показывать. Увидела, какими глазами правитель на ее мамашу глядел да какие перстни носил…

– Нужен проводник. – Голос цариссы стал глуше, а тон чуть добрее, он уже не выдергивал конечности с корнем, а только ломал и выкручивал. – Ты бывал за рекой. Тебе легче найти Марианну… и забрать.

– Если она захочет возвращаться.

– Именно. Уговорить сможешь только ты. Она же из-за тебя.

Так становятся виноватыми в том, чего не совершали. В поиске и назначении ответственных за то, что с ними случилось, женская логика безупречна. Лучше не спорить, иначе окажешься виновным еще в чем-нибудь. Отрицание женской правоты – уже преступление.

Я спросил:

– Как мы переправимся?

– Не мы. Царица дала позволение тебе одному.

– Вы ей рассказали?! – Одежда вмиг пропиталась холодным потом.

– Усеченную версию. Лгать царице – себе дороже. Никогда никому не лги. Можешь недоговаривать…

Правило, составлявшее немалый перечень, из ее уст уже звучало, и я на миг отвлекся. Тома и остальные снова в опасности. Если Тому допросят с пристрастием…

Я вновь сосредоточился на Асиной речи.

– Пришлось сказать, что дочка по уши втюрилась в невестора цариссы-молокососки и сбежала через Большую воду. Верховная в курсе, что там творится. Экспедицию посылать нельзя, такие действия равны объявлению войны, это мгновенный конец равновесию. А Марианна не вернется, если ее не привезешь лично ты. Мне дали полномочия вытащить тебя из сестыря и переправить за реку. Понимаешь, что жизнь Томы теперь зависит от тебя?

А было ли иначе в последнее время?

– Понимаю. – Я нахмурился.

Каждый человек по своей природе – двуличный. Вторая личность появляется, если окружающие злоупотребляют первой. Сейчас мое лицо изображало задумчивое смирение, а мозг работал на пределе: как вырулить из ситуации с минимальными потерями? Этого второго, который сидел внутри, я показывать не собирался. Если выход существует, второй «я» найдет его и спасет всех. Если же нет… Тогда крышка обоим.

Попахивало шизофренией.

И вообще – попахивало.

Царисса горько усмехнулась:

– Теперь, Сусанин, все зависит от тебя. Много жизней, включая твою собственную. Оценил масштаб трагедии?

– Если я Сусанин, то подозреваю, что вам известно, куда я заведу.

– Ну, веди как Афанасий Никитин, – отмахнулась царисса. – Впрочем, ты прав, Сусанинский вариант меня не устраивает. Все свидетели, свои и чужие, сгинули, и даже неясно, кто обо всей истории рассказал. Если ты тоже надумаешь сгинуть, напомню про остающихся близких. Против Никитина ничего не имеешь? Он везде побывал, выжил и вернулся. Самое то.

– Неправда, он тоже архиподозрительнейшая личность, я не так давно читал про него. – Теперь скрываться смысла нет, можно смело блеснуть знаниями. – Когда этот знаменитейший путешественник плыл в Персию, под Астраханью попал в руки татарам. Жизнь со здоровьем остались при нем – в отличие от материальных средств. Возвращаться на родину без денег было несподручно, и Афанасию стукнуло в голову совершить заграничное турне. В Индию. Чего мелочиться? В дороге он по нескольку месяцев жил в разных городах и селениях, купил породистого жеребца, чтобы подороже перепродать в Индии… Напомню: речь идет про обчищенного до нитки человека.

Ася удивленно косилась и, кажется, зауважала описываемую личность.

– Жеребец, видимо, был родственником курочки Рябы и тоже нес золотые яички, иначе не представляю, как, побродив по Индии, перед отправкой домой можно прикупить мешочек бриллиантов. Не скажу, было ли такое в норме для всех путешественников того времени, но у Афанасия получилось именно так. Под Смоленском сей деятель умирает, а его записи оказываются в Москве и заканчиваются изумительной фразой: «Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного и Иисуса Духа Божия. Аллах Велик». Нормально?

Ася скривилась:

– Предупреждаю: еще одна история из прежней жизни – и мой меч обретет собственную волю.

Вдали замаячил каменный силуэт в форме пальца, и мы вдруг съехали с дороги.

– Сразу на границу? – догадался я.

– Нельзя терять время.

– Мне нужно переговорить с Томой.

– Я вызвала ее, мы встречаемся за холмом. – Ася махнула куда-то вперед. – Не нужно, чтобы все видели, кто и куда едет.

– Мой переход реки для остальных должен остаться тайной?

– Томе сказать можно. Для того вы и встретитесь – вдруг в последний раз? Все же, я надеюсь на твой успех. Не представляешь, какую бучу я затею, если не вернешься.

– Дело может затянуться.

– Торопить тебя никто не может – кроме внутреннего голоса. А он должен постоянно напоминать, что с каждым часом ситуация для твоей подружки меняется в худшую сторону.

За холмом нас уже ждали.

Я думал, придушу на месте за предательство, но нет. Увидевшая меня Тома бросилась на шею:

– Чапа!

Мои руки механически ответили, а через миг уже обнимали по-братски. На обиженных воду возят. Тома такова, какова есть, и больше ни какова – вот данность, бороться с которой бессмысленно. Тем более, обижаться.

Тому сопровождала Грозна с «мужьями». Сейчас все выглядели как заправские войники – хорошо подобранные доспехи блестели, шлемы сияли, бело-синие с красным цвета сразу лезли в глаза.

Дяди Люсика и зверей не было. Возможно, это и к лучшему.

Тома по-настоящему соскучилась. А также ее разрывало от новостей.

– Объезд башен только намечается, а предложения уже идут! Знаешь, кто выразил желание стать моими войницами?

– Ты как ребенок.

Тома продолжала пузыриться радостью:

– Слишком эмоциональна? Так ведь есть повод!

– Я не про это. Ты как ребенок спрашиваешь: «Знаешь, кто? А знаешь, что?» Если бы я знал, то зачем слушать? Давай к делу, без вопросов.

– Зануда.

Наши мысли витали в разных мирах. Мои готовились к переходу реки, Тома тешила честолюбие.

– Только из известных тебе особ ко мне хотят Кристина Есенина, Майя Береславина, Феофания Ульянина, Софья Сусаннина, Александра Пелагеина и даже Амалия Фаинина. У них всех есть старшие сестры, активные матери и минимум шансов на корону.

– Веселая компашка подбирается.

Если с моей экспедицией за реку все каким-то образом уладится – как потом жить внутри этого гарема? С каждой из перечисленных меня связывает кусок жизни. Микроскопический по времени, но не по накалу эмоций. Непростая у меня будет жизнь по возвращении. Нужно или домой быстрее смываться, или, если отсутствие обратного пути подтвердится, с Томой в крепость переезжать.