Анна Замосковная - Отбор женихов для волчицы лунного князя

– Как поживает Галина? – страшный вопрос наконец задан, и на языке оседает горечь невыплаканных слёз.

Краем глаза вижу, как сжимаются на руле пальцы Михаила. Чёрным полотном несётся мимо лес, и единственный свет – отблески фар его Ауди, ложащиеся на помрачневшее любимое лицо.

– Не понимаю, о ком ты. – Стальные нотки в голосе Михаила выдают раздражение слишком сильное для ошибочного вопроса. – Это какая-нибудь сотрудница?

Сердце разрывается, но я шепчу немеющими губами:

– Твоя жена. И дети, которых у тебя якобы нет, тоже как поживают?

Он кривится, а я тысячный раз говорю себе, какая дура, что поверила, будто красивый молодой человек с зарплатой в полмиллиона может быть свободен.

Однозначно дура!

– Вот зачем ты всё это узнавала? – Михаил ударяет по рулю. – Трудно было не совать нос в чужие дела?

Чужие…

Дыхание перехватывает, я выгибаюсь на сидении: мне тесно, невыносимо рядом с ним. Невыносимо осознавать, что он лгал, и все его слова о любви – обман, и я трусиха, потому что вместо того, чтобы сразу спросить, села в машину и, нелепо надеясь, что всё обойдётся, ехала целый час, прежде чем выдавила проклятый вопрос.

– Поворачивай, – молю я, и слёзы подкатывают, но не могут пролиться. – Поворачивай.

– Не истери.

Судорожно дёргаю кнопку, и в приоткрывшееся окно врывается ночной воздух. Комар ударяется о мой нос и уносится на Михаила. Я впиваюсь в душащий меня ремень.

– Не истери, кому говорю! – Косой взгляд Михаила полон ярости. Он снова смотрит на дорогу, кусает губу.

На меня накатывает странная апатия, я обмякаю, смотрю, как золотой свет фар высекает из тьмы искры трепещущих на ветру листочков, стволы, серое полотно дороги с проплешинами заплаток.

В висок бьёт ветер, свистит о край стекла. А мне нечем дышать, и голова разрывается.

– А знаешь, даже хорошо, что ты теперь знаешь, – Михаил нащупывает сбоку сигареты и вытряхивает одну. Сжимая её уголком губ, глухо продолжает. – Меньше проблем. Давай так: я оплачиваю хату, нижнее бельё, платье в месяц, шубу за зиму. Ну там всякие побрякушки на праздники само собой и недельный отпуск со мной за границей. Ну и рестораны, да. Если будешь лапочкой, через полгода подарю машину. Но только сразу предупреждаю: если забеременеешь, на помощь не рассчитывай, у меня официалка двадцать косарей, алименты будут мизерными.

Господи, как же тошно, как не хочется это слышать. Заткнуть бы уши, да не поможет.

Михаил снова косится на меня и разжигает сигарету прикуривателем. Выпустив первую струю дыма, интересуется:

– Согласна?

Ошарашено смотрю на него.

– Плюсом десятку в месяц подкидывать? – продолжает он. – И ещё: будешь регулярно медосмотры проходить, чтобы я от тебя чего не подцепил.

Как я не раскусила его раньше? Как могла поверить словам о невероятной страсти, любви, о желании вечно быть со мной, он же, он же…

– Давай, Тамар, решай скорее.

– А то что? – бесцветно уточняю я.

Вроде ещё живу, функционирую, мысли крутятся, но такая пустота внутри, так стискивает грудь, что кажется – я кукла, призрак. Нечто мёртвое, и поэтому у меня даже слёзы не текут, только холод по всему одеревеневшему телу.

Ауди резко тормозит. Меня чуть дёргает вперёд. А Михаил смотрит на меня, улыбается своей очаровательной улыбкой, от которой на гладко выбритых щеках появляются ямочки, и ласково обещает:

– А то высажу.

Невыносимо! Рывком открываю дверь.

– Стой! Я пошутил…

Судорожно вдыхаю влажный ночной воздух.

– Ку-ку, ку-ку, – долбит по мозгам кукушка. Запахи и звуки ночного леса – пытаюсь удержаться за них, чтобы не чувствовать, не видеть перед мысленным взглядом фотографии из Фейсбука Мишиной жены: они обнимаются, целуются, на шашлыках с друзьями, под пальмой на море. Миша держит на руках так похожего на него мальчишку и гордо улыбается.

Как же глупо я надеялась, что это ошибка, что просто похожий человек, но… но…

Поднимаюсь с сидения. Тошно, так тошно даже физически. А Михаил уже передо мной, сжимает мои плечи, твердит:

– Ну, успокойся же, успокойся. – Он сдвигает меня в сторону, притискивает к задней двери. – Со всеми бывает.

Его руки тянут подол платья. Губы касаются моих губ, язык скользит в рот, а перед моим мысленным взглядом стоит фотография с семейного застолья и Михаил, сейчас жарко прижимающий меня, раздвигающий коленом ноги, на этом колене держит дочь, а на другом – сына, и жена, склонив голову Михаилу на плечо, обнимает его и детей.

Упираюсь руками в широкую грудь, отворачиваюсь, освобождая рот от глубокого поцелуя. Михаил зарывается пальцами в волосы у меня на затылке, пытается поймать губы, шепчет:

– Успокойся, просто успокойся, у нас есть два дня, в гостинице я тебя успокою…

– У тебя жена!

– Ну и что? Я же мужчина, мне надо…

Как же отвратительно, невыносимо отвратительно.

– Нет-нет-нет! – отталкиваю его сильнее.

Нарастает гул, за деревьями вспыхивает свет, через мгновение мимо проносится автомобиль. Нас ударяет горячим пыльным воздухом.

– Не дури. – Михаил под подолом находит трусы и тянет их вниз. – Я хочу тебя, слышишь? Хочу прямо сейчас. Давай же… Ну, – одной рукой он начинает расстёгивать ширинку. – Я так долго этого ждал, давай сейчас закрепим наше перемирие, а потом в гостинице ещё…

Кажется, он серьёзно.

– Как можно быть такой свиньёй? У тебя жена, дети…

– Да что ты заладила? Жена-жена. Не твоё дело! – Ухватив меня за плечо, он пытается развернуть меня спиной к себе, толкает к капоту. – Давай решим всё как взрослые нормальные люди. Ты моя любовница, я твой любовник, всё. – Упираюсь, и он закатывает глаза. – Ну, давай ещё абонемент тебе в спа-салон куплю. Но ты цену-то себе слишком не набивай, а то посговорчивее найду… И что ты так на меня смотришь? Надеялась, больше предложу? Так больше ты не стоишь, ни одна соска не стоит.

Ладонь обжигает болью, и только по этой боли и красноте на его щеке понимаю, что ударила. На эмоциях. Его глаза кажутся чёрными, губы изгибаются. От удара меня швыряет в сторону, вместе с щекой обжигает макушку – Михаил тянет за волосы.

– Ты что творишь, сучка? Ты… ты…

Его перекошенное лицо оказывается перед моим. Михаил одёргивает меня от машины. Щёлкнув блокиратором, захлопывает дверцу пассажирского сидения.

– Как хочешь, – рычит Михаил. – Истеричка. Сумасшедшая!

Оттолкнув меня к кустам, он обходит машину, садится на водительское сидение. Ауди срывается с места и уносится вдаль, сияя красными огнями.

Провожаю взглядом этот яростный отблеск.

Так гадко и пусто, что не сразу понимаю: Михаил оставил меня одну без денег и документов. На лесной дороге. Ночью. Точно ледяной душ, обрушивается страх. А я прокручиваю в голове сказанное, те фотографии – фотографии счастливой семьи… Михаил ведь знал, что я хочу семью, но собирался кормить бессмысленными обещаниями.