Александр Максимов - Междумирье. Тропа

Да, с первого взгляда дедушка не вызывал страха и трепета. Напротив, от него веяло умиротворением, мудростью, доброжелательностью. Только вот думать так об этой старой, невероятно сильной сущности не стоило, и змей это знал. Древий был одним из самых уважаемых и древних жителей междумирья. Он легко мог превратиться в кошмарную тварь или принять иной облик. Змей тоже мог менять форму, но в очень ограниченных пределах. Древий же мог такое, о чём и подумать страшно. Сил и фантазии ему не занимать. Он владеет большим куском пространства, на котором он царь и почти бог. А учитывая непредсказуемый характер старого духа, ожидать можно было чего угодно. Так что, дорогие читатели, обвинять змея в трусости не стоит. Лучше ему просто посочувствовать. Хоть он и не добрый пони, кушающий радугу, но и не чёрный властелин с осью мирового зла в руке, так что достоин хотя бы сочувствия.

Змей же тем временем испытывал страх, не стесняясь и даже не стыдясь этого. Тут бы живым остаться, вернее, целым и неповреждённым. Убить его Древий, конечно, не убьёт, наверное. А вот издеваться будет точно – тут и Ванга не нужна, и так всё понятно. Неясно, правда, как он будет это делать – фантазия с воображением у деда, как было сказано ранее, не отличались скупостью. Куда там до него всем авангардистам, абстракционистам и прочим странным личностям. Исходя из вышеперечисленного, змей не мог решить, как ему себя вести.

– Старый пень? – змей попытался рассмеяться. Не получилось, и он продолжил: – Да что вы, Древий Древыч, вам послышалось, разве ж я мог так неуважительно, по-хамски отозваться о том, кто стал легендой и примером для подражания ещё при жизни.

Змей мог бы попытаться свалить всё на неразумного смертного, но реши Древий после этого убить или помучить Макса – и он ничего не сможет сделать, а человек ему нужен, да и жалко его, он-то и правда не виноват.

– Деревья шумят, шорохи разные, тварюшки всякие бегают, – безбожно врал змей, стараясь заговорить собеседнику зубы, поскольку мелкие твари ещё даже не выползли из своих нор, а ветра не было совсем, – вот оно вам и послышалось.

– Ох, горазд ты врать, змей. Вроде не пёс, а брешешь так, что иные дворняги позавидуют, – захихикал дедок. – Ладно, не трясись ты, как осиновый лист, не стану я зверствовать – сам когда-то молодым был, старость не воспринимал всерьёз. Эх, помню, мы с дружками, Речником и Ярым да Вещуньей, хозяина гор доставали. Ох и весело тогда было, пока он на нас сель не спустил, да и тогда тоже весело было – уже на равнине стоим, все грязные, ушибленные в местах разных интересных и ржём, как кони. Так что не пыжься, не трусь…

– Прости, дедушка Древий, – расслабляясь, сказал змей.

– Да чего уж там – пень я и есть, ещё и старый. Нет тут ничего обидного, вот когда до моих лет доживёшь, к тебе понимание с разумением и придут. Но всё же уважение должно прийти раньше.

– Я понял, – ответил змей, который и впрямь понял очень толстый, как докторская колбаса, намёк.

– Так что же тебя занесло в мои края? Ты у нас персонаж ленивый, спать много любишь, человеков почём зря губить, а тут одного из них сопровождаешь. Странно, не находишь?

– Вот не поверишь, дедушка Древий. Сам, как говорят современные смертные, в непонятках. Этого человека пробудила после двух лет девушка, я его два года поглощал. А она его пробудила. Такие, как он, сами не просыпаются, их обычно будят. Это и произошло. Но ничего необычного. Вот только она с ним смогла установить двухсторонний контакт. Они связаны, я хорошо это чувствую. А ещё у той, кто разбудил этого человека, голос очень красивый, и она его тянет.

– Вот, а ты говоришь «ничего необычного». Мал ты ещё, ума-разума не набрался. Такая связь – нечто чудное, довольно редкая вещь в нынешние времена.

– Я чего-то не замечал?

– Потому что балбес. Они наречённые, пара, предназначенная друг для друга. Раньше, когда нравы были куда как строже, а любовь – не пустым звуком и не простым словом, наречённые не являлись редкостью. Теперь же эти пары, отмеченные силой любви, почти не встречаются.

– Это всё похоже на часть дамского романа. Дедушка Древий, я о таком никогда не слышал. Связь есть, тут спорить глупо. Но вот отмеченные любовью… Как-то это не в меру романтично.

– Эх ты, змеёныш. Я тебя помню, когда ты ещё только учился превращению, и маленький ползал у корней деревьев. Тогда ты впитывал знания и докапывался до сути куда как быстрее. Потом ты интриговал, поглощал, а потом стал ленивым, сонным, и мозги твои стали такими же. Ты застрял в образе змея и, похоже, отупел.

– Да ладно вам, так уж и отупел.

– А разве нет? Ты отказался стать моим учеником, решив идти своим путём. И что, куда ты пришёл? Что ты узнал? А ведь наречённые – это не тайна. Ты слишком слился с образом змеи.

– Ну, может быть, вы и правы. Я действительно долго отдыхал и жил в уединении, может, излишне долго. Тому есть причины. Но сила любви, отмеченные любовью… Это же ерунда…

– Нет, я не понимаю, ты дух или как? – недовольно сказал Древий. – Ты живёшь в мире силы и не веришь в силу любви.

– Ну, не то чтобы не верю, но…

– Ой, да молчи уже, червяк-переросток, – вскинулся дед. – И не зыркай на меня так! Личины себе понавыдумывали – змеи, драконы, пауки, горгульи, прости, создатель. Во всякую мерзость превращаетесь, силами меряетесь, интригуете, людишек гробите без толку. А что в итоге? А ничего. Вы, молодые, забыли, кто вы, превратились в страшил, чтобы править и ужас нагонять, а о главном забыли. Ты, змеёныш, не думай, это не брюзжание старика. Дела мне нет – пустые разговоры вести. Я тебе правду вещаю.

Долго ещё наставлял старый дух молодого. Мы же минуем дальнейший разговор – не стоит растягивать нашу историю, перегружая её без меры. Вы, конечно, можете резонно усомниться и спросить: «А зачем ты, товарищ рассказчик, нам тогда про этого старого демона вообще говорил? Ты не находишь, что уже затягиваешь процесс?» И я вам отвечу. Всё очень просто, как прямой угол. Вы должны иметь представление о том, куда попал наш герой, что его окружает, какая атмосфера и какие личности. Да и демон не последний персонаж в этом приключении. Ведь он, сам того не ведая, а может, напротив, всё понимая, помогает герою, да ещё и меняется сам. Старый, по людским меркам, но только вошедший в личную зрелость, соответствующую тридцати нашим годам, дух выбрался из самовольного уединения или заточения, и так же, как и наш герой, открыл для себя дорогу. Странно – он её вроде герою открыл, но и себе в то же время. Так что уж прошу прощения, дорогие читатели, но некоторые отнюдь не лирические отступления делать мне придётся, да и лирические, может, тоже – для лучшего восприятия вами данного произведения. Но пора продолжить. Пользуясь авторскими возможностями монтажа текста, мы переносимся в предполагаемое утро.