Дем Михайлов - ПереКРЕСТок одиночества – 3

– То есть обычные змеи у вас тоже есть?

– Да. Но очень немного. Редчайшие создания. А вот жулкаров много – и это радует наши сердца. Мы называем их самыми деликатными созданиями, Охотник. И это правда – они деликатны во всем. Жулкары питаются насекомыми, но делают это лишь в ночную пору, поедая их, когда жертвы спят внутри закрывшихся на ночь цветочных бутонов. Жулкары глотают разом весь бутон. Никакой крови, никакого шума, никакой ненужной борьбы между охотником и жертвой. Вот ты убиваешь медведя гарпуном, и он в мучениях погибает у тебя на глазах, истекая кровью, издавая рыки боли и страха… верно?

– Я убиваю его в честной схватке, – покачал я головой, не отрывая взгляда от сумрака за кокпитом. – Так что не соглашусь с тобой, Анло.

– Я не сказал ничего плохого.

– Ты не сказал это прямо. Но намекнул, что, в отличие от меня, жулкары убивают своих жертв куда деликатней. Но не стоит забывать, что их жертвы все же умирают в жуткой агонии – их сдавливают желудочные мышцы, их накрывает волна разъедающего желудочного сока. Это как минимум. Хотя не уверен насчет физиологии существ с другой планеты. Если все дело в фальшивой деликатности… то я за честную схватку, где проигравший умрет куда быстрее.

– Нет-нет… Речь не об этом… но ты начинаешь понимать. В этом вся беда – наша вера, наши убеждения и ценности… они имеют крайне расплывчатые границы. Я вернусь к притче. Жулкары… жулкары танцуют. Они устраивают свои брачные танцы на цветочных полянах, и их серебристая чешуя сверкает среди разноцветья. Они поднимаются стоймя, их тела сплетаются и расплетаются, они нежно трутся головами о тело партнера. Великолепное зрелище… Луковианцы собираются на краях этих полян, пьют разбавленное водой вино и наслаждаются чарующими танцами прекрасных созданий. И вот однажды, когда длящиеся весь световой день танцы жулкаров подошли к концу, один из мальчиков осмелился нарушить одно из наших табу – в дни, когда жулкары танцуют, заходить на цветочные луга нельзя. Он несмело, останавливаясь на каждом шагу, подошел ближе к пышному цветочному кусту, заглянул внутрь и… со звенящим криком отшатнувшись, побежал обратно к старому наставнику, который все видел, но не стал останавливать глупый порыв юнца. Подбежав, белый от ужаса мальчик, едва сдерживающий порывы рвоты… рвоты? Ведь так? Едва сдерживая рвоту, он прохрипел, что только что узрел ужасное. Самка жулкара поедала самца… она откусывала небольшие куски от его дрожащего туловища и глотала их. Откусывала их так же, как они перекусывают стебель цветка… Мудрец внимательно выслушал юного ученика и спросил его: «А зачем же ты пошел туда, млад? Запомни же на всю жизнь одну истину: любуйся издали, благодари за подаренное и не заглядывай за цветы… Просто любуйся танцем и цветами, млад. Просто любуйся!»

В кабине вездехода повисло задумчивое молчание. Причем было такое ощущение, что вся молчаливая задумчивость исходила от меня. А остальные – я увидел это в зеркале заднего вида – сдержанно и тепло улыбались, явно ожидая моей реакции. Поискав рукой и не нащупав, я на миг включил освещение в кокпите, уже на полном автомате заодно дернув рычаг под консолью. Увидев чуть сместившуюся пару смятых сигарет, вырубил свет, вставил в губы фильтр, щелкнул зажигалкой. И вздрогнул, когда в стекло кокпита со всего маха ударило крылатое тело, что брызнуло белой едкой кровью и начало сползать. Замерзающая кровь оставляла причудливый белый узор на стекле. Узор, что чем-то напоминал сотни ломаных дорожек-тропинок, ведущих незнамо куда и украшенных жирными кровавыми кляксами. Затянувшись, я успокаивающе взмахнул рукой с тлеющим огоньком сигареты, чтобы завороженно глядящие на сползающую крылатую тварь луковианцы не переживали слишком сильно. Выкурив половину сигареты, я хлебнул уже остывший чай из кружки и спросил:

– Юный ученик последовал совету мудрого старца?

– О да, – проскрипел Зурло. – Он последовал совету. Позднее он вырос, возмужал и добился многого в жизни, оставив о себе память как о мудром и крайне деликатном человеке. Это ваше слово – человек. Но мы…

– Все мы люди, – пыхнул я дымом. – Все мы человеки. И не зря мы, обитая на разных планетах, так похожи друг на друга, – произнеся это, я покосился на боковое стекло, за которым высилась светящаяся льдистая громада Столпа, что, казалось, неотрывно следил за ползущей по снегам стальной букашкой.

– Все мы человеки, – повторил я и, аккуратно стряхнув пепел в пустую баночку, признался: – Эта история… про цветы и танцы жулкаров… не стала бы особо популярной в моих краях. В других странах – возможно. Там, где исповедуют тотальную мирность бытия, умение прощать и не замечать чужие грехи. У нас есть и похожая поговорка. Она гласит, что в чужом глазу каждый увидит соринку…

– В чужом глазу соринку видишь, а в своем бревно не замечаешь! – подхватил Анло. – Мы знаем! Хорошая поговорка! Она говорит, что между нами все же немало общего.

– Не спорю, – кивнул я. – Но мне эта история не кажется слишком мудрой. И уж точно я никогда не последую ее посылу. Я всегда стараюсь докопаться до истины, дойти до источника.

– Мы так и сказали – ты достаточно смел, чтобы заглянуть под цветущие бутоны. А мы… мы предпочитаем принимать все как есть, не особо стараясь узнать истину. Мы просто живем и стараемся наслаждаться каждым мгновением, Охотник.

Хмыкнув, я докурил, смял сигарету в банке, допил чай и, глянув на часы, сказал:

– Удивительно, но вы мне напомнили одну историю из моей жизни. Из недалекого прошлого. Хотя там не танцевали жулкары, там все же хватало цветущих бутонов…

– Расскажи, пожалуйста! – попросил Зурло, и все луковианцы оживились, придвинулись чуть ближе, смутно различимые в сумраке салона. – Мы любим истории. А от такого человека, как ты – особенно.

– Я уже говорил, что я обычный человек…

– Мы не поверим этому.

– Ваше дело, – сдался я и, выдержав небольшую паузу, чтобы оживить уже потускневшие воспоминания, снова заговорил: – Несколько лет назад я почувствовал, что мне больше некуда стремиться. Я достиг всех поставленных перед собой, казалось бы, реально долгосрочных целей, умудрившись сделать это в кратчайшие сроки. И я… начал проваливаться. Как машина, что въехала в глубокую липкую грязь, а неопытный водитель чересчур сильно давит на газ. Колеса вертятся слишком быстро, не ловят сцепления, шлифуют грязь, и машина начинает проваливаться. Вот и я так же – мне бы замедлиться уже тогда и за это время придумать новые цели поглобальней. Но я по привычке быстро добивал оставшиеся метры до победы, одновременно лихорадочно пытаясь придумать что-то новое. Получалось плохо… И как раз в те дни я услышал историю одного знакомого, что решил все бросить и податься на другой край нашей огромной страны. Ну не на самый край, конечно, но туда, где уже высится хмурая тайга.