Галина Чередий - Мой выбор

Но тут я вспомнила достаточно отчетливо существ в балахонах, лежание на мокром камне, бормотание о заживающем горле и прочие подробности недавнего кошмара, и сразу подумалось, что хрен мне, похоже, а не прикопанный в подушках голый и готовый к многократному и нещадному употреблению красавец шейх. С моим везением он разве что может быть мертвым или нечистью какой. Опять же сразу припомнился крепыш с пивом и крыльями. Вот. Же. Бля! Неужели подмешал все же какой-то погани в пиво, и я сейчас пребываю под кайфом и все это мои глюки? Ведь наяву я же должна уже в панике биться, а не пространно и отвлеченно размышлять о всякой фигне. Хотя нет. Я ж и пригубить не успела. Или успела, но уже и не помню? Господи, валяюсь сейчас поленом бесчувственным где-то в кустах, а он над телом моим глумится, ублюдок! Лишь бы не насмерть. И не подцепить чего. И не залететь. Лерка, я тебя знаешь как убивать буду, если сама выживу? Жестоко и с особым цинизмом! Но опять же, впасть в панику никак не выходило. Ибо если я под кайфом, от меня мало что зависит. А если нет… то, похоже, тем более.

Полежала еще немного. Ничего не менялось, только живот заурчал, убеждая меня, что черта с два это глюк. Опять же не с моим везением. Тогда что? Меня украли какие-то психи сектанты? Уж вариант с сексуальным рабством с каждой минутой казался все менее вероятным. Разве что на том слете психов в это самое рабство гребли всех без разбора. Я не уродина, но девушек там в разы привлекательней было предостаточно. Но опять же… на вкус и цвет все рабыни разные, и кто его знает, какие в приоритете. Вот участь недорезанной чудом на том типа алтарном камне жертвы скорее уж мое. События вчерашнего (вчерашнего ли?) дня смешивались у меня в голове, путая и пугая, а меж тем есть хотелось все сильнее. Как и в удобства. Так что точно не глюк. И лежи не лежи, а надо двигаться в поисках, где удовлетворить физиологические потребности организма, не лопаться же и не усыхать от голода и жажды. Голова опять немного закружилась, но уже совсем не то, что было. Выглянула за шторки, и пришлось сощуриться. Огромная, очень светлая комната, так как одна стена – сплошь окна с тонкими, мирно колышущимися, серебристыми занавесями. Толстый пестрый ковер, приземистая кушетка у окна, пара массивных кресел, опять же разбросанные повсюду подушки разных форм. Даже навскидку все дорого-богато, шелка-позолота-инкрустация. Под старину. Весьма достоверно причем. Правда, как по мне, эдакой пошловатостью вычурной отдает. Сразу подумалось почему-то «как в дорогом борделе». Старинном. Это явление вне времени. Были всегда и будут.

– Тьфу, Соня, кончай, дура дурацкая! – прошептала и снова озадачилась. Нет, ночью мне не казалось. Голос не мой. И ноги эти длиннющие золотисто-смуглые не мои. Как и все остальное.

– Дочиталась всякой дури фэнтезийной, поздравляю, чё! – прошипела, облапывая свою-не-свою грудь. Вот тут обворовали, сволочи. Обвесили. Моя родная побольше была. Ну да имеем, что имеем.

Быстрый осмотр позволил обнаружить-таки дверь в мир удобств. Одежды никакой в пределах видимости не наблюдалось, а голой шастать я была не готова, поэтому стянула покрывало, довольно увесистое, надо сказать, и покралась к цели, волоча излишки текстиля за собой хвостом. Санузел вполне себе современного вида, разве что опять с чересчур нарочитой, режущей глаз роскошью. Позолота, блеск огромных зеркал, камень. Ну все как и полагается в книжках подобного сорта. Вот никак не выходит у меня начать воспринимать все всерьез. Такое чувство, что само сознание подернуто некой дымкой нереальности. Смотришь, трогаешь, да вот оно все вокруг осязаемое, но разум все упрямится и выискивает что-то. Признаки морока или искусственности.

– Мамочки, – уронила, уставившись в зеркале на незнакомку. Высокую, обнаженную, тонкую-звонкую, экзотично-чрезмерно-красивую. С какими-то неимоверно огромными, как у ночного зверя, раскосыми темными глазами, торчащими густыми черными растрепанными лохмами и бледно-розовой полоской поперек горла. Вот тут у меня уже ни сказать, ни подумать ничего внятного не нашлось, кроме «ни хрена себе, трындец».

Я еще занималась изучением собственного отражения, обнаружив помимо красоты неземной и несколько подозрительных, как будто недосмытых, бурых мазков на коже то тут, то там, но вдруг послышались уже вполне отчетливые голоса. Кто-то вошел, судя по всему, в мой типа бордельный будуар. И был этот кто-то не один, потому как я успела расслышать спор как минимум двух голосов. Немного шепелявый, как из того кошмара на камне у огня, и второй, однозначно мужской. Ага, именно так. Глубокий, из тех, что принято называть хорошо поставленными, с легко уловимыми властными нотками.

– Светила наши, еще слишком рано! – это частил шепелявый. – Кио Хитоми еще не восстановилась полностью и не способна приветствовать вас как положено!

В его голосе мне отчетливо послышался испуг.

– Ее нет в постели, – возразил ему второй, – то есть силы встать у нее нашлись. Значит, и встретить нас их достаточно.

А вот тут от голоса прямо-таки разит запредельной заносчивостью. В постели нет меня, то бишь и речь обо мне. Ну и как это «как положено», и кого я должна мочь приветствовать по восстановлении, и что за персона там охреневшая, которая требовать этого готова от едва стоящего на ногах человека. Ладно, я стояла на них вполне уверенно, и взгляд на отражение в зеркале прозрачно намекал, что на человека прежнего в полном смысле слова я не тяну. Ой. А хвоста хоть нет?

Выяснить это я не успела. Дверь распахнулась. Показалась согбенная подобострастно спина носителя балахона, темно-фиолетового, кстати. Он пятился, а теснили его двое… хм… Светил. В принципе, очень точное определение. Двое высоких, худощавых мужчин, похожих, как клоны. И слепящих глаза равномерной позолотой повсюду. В смысле у них были богатые шевелюры именно золотого, а не какого-нибудь соломенно-желтого, медового или просто блондинистого цвета. Кожа тоже излучала мягкое свечение более светлого, но опять же именно золотистого цвета. Не загар, приближенный к такому оттенку. Нет. Будто напыление на коже, и даже присущий драгоценному металлу блеск присутствовал. Опять же одежда не выбивалась из общей гаммы. Сверкающее сплошное золотое шитье с множественными вкраплениями таких же золотистых камней. И глаза, что уставились на меня, – две пары с золотистой радужкой. Я замерла, не зная, как реагировать, а в голове снова закрутилась какая-то чушь. Вроде того, что золотые брови и ресницы – так себе зрелище, к такому привыкнуть надо, чтобы не пялиться. Краска, интересно, для кожи не слишком вредная? Дерматит потом не задолбаются лечить? Да и костюмчики эти, сплошь расшитые, у них весят немало небось, охота бы была на себе такое таскать.