Дмитрий Свиридов - Скучный попаданец, или 500 лет назад

–Ефим, ты не мог бы захватить там с кухни… эээ поварни, какое-нибудь блюдо или тарелку? У меня с собой перекус, что я по грибы брал. Дам вам хоть попробовать, что через пятьсот лет едят, тут понемногу, но такой случай…

Все заинтересовались, а Ефим сунулся обратно в проход и тут же выскочил с небольшим глиняным блюдом. Седов дошел до куртки, вытащил из кармана грибной ножик (вроде, протирал), и, развернув полиэтилен, порезал три оставшихся бутерброда на три части каждый. Получилось не то, чтобы на один укус, а все же немного побольше.

–Попробуй, княже – первому он протянул блюдо князю. Тот, не колеблясь, взял крайний к нему бутерброд и закусил его.

–Духовито – сказал князь Иван, прожевав, и стал доедать бутерброд.

Предложив по куску Ефиму и Семену, Седов обошел стол и с полупоклоном сказал, обращаясь к Никодимычу:

–Не побрезгуй, хозяин дома сего, хоть и мало, но от души.

Никодимыч не отказался, но взяв в руку бутерброд, первым делом к нему принюхался. Предложив по куску Федору и Гриде, Николай Федорович повернулся к так и сидящему у входа Егору, сказав – прошу. Тот, глянув сперва на деда, бутерброд осторожно взял, тихо пробормотав что-то типа «благодарствую». Седов взял предпоследний кусок, и спросил у медленно жующего Никодимыча:

–А кто там у вас кашеварит? Как раз один остался.

Старик прищурился на секунду, но все же повернулся к печке и прикрикнул:

–Машка! Подь сюды. За печкой что-то стукнуло, и в проход осторожно выглянуло нечто, закутанное почти с ног до головы.

–Да пойди, не бойся, угостинец тебе есть – добавил дед.

Нечто, выглянув на свет, оказалось невысокой, но крепенькой девчонкой, с небольшими конопушками и выбивающейся из-под платка светлой прядкой волос с уклоном в рыжину.

–Вот – протянул ей блюдо с последним кусочком Седов – попробуй.

Девчонка несмело оглянулась, но, увидев, что все жуют или уже дожевывают, обеими руками с поклоном приняла блюдо, и пискнув «спаси бох», задом ретировалась обратно в проход. Все заулыбались.

–Давайте, что ли, Егорша вам сольет умыться, да и за стол. А баню уже завтра, с утречка затопим – поднялся с лавки Никодимыч.

Егор прихватил со стола светильник, и все, не одеваясь, потянулись обратно, в сени. При свете стало видно, что в левом углу оборудовано место для умывания – висел умывальник, похожий на знакомые Седову, только берестяной, под ним стоял таз не таз, низенькая лохань из дощечек, скрепленных обручами из прутьев (ивовыми, наверное). Тут же на лавочке стояла еще одна лохань, поменьше, с водой, и лежала стопка полотенец. Вышедший последним старик принес в прихватках небольшой горшок, от которого шел пар, и вылил его в эту лохань. Пока Егор размешивал ковшиком на длинной ручке воду, а все принялись стаскивать рубахи, Николай Федорович спросил у Никодимыча, который понес горшок обратно:

–А по нужде… куда тут у вас?

–А вона, в том конце дверка – кивнул тот на правый угол сеней – А поутру приберем. Днем-то у нас на улице нужное строение есть.

Никодимыч ушел в дом, а Седов опробовал чулан. Приличных размеров бадья с плотной крышкой совершенно не выпускала ненужные запахи за пределы чуланчика, а маленькое, в кулак, отверстие на улицу обеспечивало вентиляцию. Все это, и дом вообще, очень напоминало Седову виданные им когда-то фотографии деревенских усадеб русского севера, где все, что нужно человеку (ну, кроме полей и огородов) находилось если не под одной крышей, то под крытыми переходами, обеспечивая возможность не выпускать ценное тепло, особенно зимой, и не накидывать тулуп для каждого похода в туалет.

Тем временем у умывальника создалась веселая толчея. Полураздетые князь и бояре (без сабель и непривычных кафтанов, да со спины) сейчас выглядели теми, кем и были – молодыми парнями, в самом начале расцвета сил. Да-да, выяснилось, что и толщина Федора больше объяснялась количеством одежд, и Ефим был не тощим, а просто жилистым (и с синячищем на весь правый бок, да), у Гриди вообще не наблюдалось жира, только мышцы, ну, а уж Семен и князь по мускулатуре вполне могли претендовать на обложку культуристского журнала времен Седова. Хотя практически у всех, разве что, кроме Ефима, на молодых телах кое-где проглядывали совершенно не детские шрамы. «Княжич и отпрыски боярских семей, с питанием проблем не было, воспитывались вместе, а что тут на первом месте? Сила, ловкость, оружие, всякие воинские умения. Учеба наукам, ну, что тут из этого есть, видимо, пошла уже потом. Слабые здесь пока еще просто не выживают» – подумал Николай Федорович, с улыбкой глядя, как брызгаются и подначивают друг друга какими-то своими шутками один князь и четыре боярина, день которых сегодня начался засветло со скачки в кольчугах, продолжился бешеной рубкой за свои жизни, потом пеший переход, неожиданная встреча с ним и его чудесами, волшебная поездка… а сейчас вот смеются и брызжутся. Но шутки и брызги долго не продлились, всем уже хотелось есть, и народ, одеваясь, потянулся в дом. Первым, конечно, помогли одеться князю, и Семен все так же помогал ему идти, хотя видно было, что князя рана совершенно не беспокоит.

Дождавшись, пока все отойдут от Егора и лоханки, Седов стащил свитер и рубаху и тоже подошел умыться. Вода была вполне теплая, Николай Федорович с удовольствием умылся, взял полотенце (рушник – всплыло в памяти), а точнее, просто кусок полотна (полотно – полотенце, снова отозвалась память), вышитый по краю красной нитью, простым узором, и стал вытираться. Обернувшись к одежде, он увидел, что оставшийся последним Кобяков тоже оценивал внешний вид гостя из будущего, и, видимо, остался доволен. Николай Федорович, отойдя от дел, поддерживал хорошую форму, и хотя и нарастил слой жирка и небольшой животик, проблем с подвижностью не испытывал. Кроме того, острый взгляд, брошенный Гридей на грудь Седова, напомнил ему о крестике. Он был крещен родителями в детстве, будучи пионером и комсомольцем, креста, конечно, не носил, в девяностые тоже не поддался на моду новых русских на цепи с палец толщиной и кресты весом в полкило (Седов вообще не любил цепочек), однако, получив в подарок на очередной юбилей от тогда еще живых родителей серебряный крестик, все же носил его на простом капроновом шнурке. «А какие крестики были у ребят? – задумался на секунду Николай Федорович – какие-то точно были, но вроде дерево».

Благодарственно кивнув Егору и одевшись, Седов вернулся в горницу. Там уже был подвинут ближе к центру стол, на нем появилась скатерть из беленого полотна, тоже с вышивкой, стоял небольшой противень или большая местная сковорода с чем-то жареным, горшок, судя по запаху, с ухой, капуста, нарезанный крупными ломтями хлеб, копчености, еще какие-то овощи и другие блюда. Посуда была частью керамической, частью деревянной, и только во главе стола, где сидел князь, стоял серебряный прибор, видимо, взятый запасливым Федором. Пока Николай Федорович пристраивался на ближайшее свободное место, брал свободную глиняную тарелку да простую деревянную ложку, из стоящей с краю стола отдельной миски, откуда-то из глубин дома вышел Никодимыч, держа в руках глиняный кувшин, литра так на три, на четыре. Сев по правую руку от князя, он стал возиться с какой-то сложной пробкой. Тем временем из сеней вернулся Егор и, поставив светильник с их края стола, занял место напротив Седова, где уже сидел Гридя. Старик справился с пробкой и стал разливать какой-то светлый напиток в серебряный кубок князя и почти такой же формы, но простые деревянные, стоявшие кучкой около него. Перекрывая запахи прочей еды, по комнате поплыл тонкий аромат меда. По мере наполнения, кубки передавались вдоль стола, и до Николая Федоровича с Егором тоже дошли два. Небольшие, около стакана объемом, кубки были наполнены примерно на половину, и Седов, которому совершенно не хотелось напиваться, несколько успокоился. Да и запах от напитка был не крепкий, пахло медом и летом. «Видимо, медовуха, на травах» – подумал Николай Федорович, решив, однако, все равно не налегать.