Леонид Волчек - Промах

Мы растянули один парашют, как я и предполагал, в виде гамака, а второй закрепили над ним как навес. После этого наши роли разделились. Я нарезал из ненужных строп короткие шнурки, а «первый», прокалывая края обоих парашютов ножом, старательно сшивал их между собой. В результате у нас получилось некое подобие гигантской ракушки с небольшим, также зашнуровывающимся лазом внутрь. Один из запасных парашютов мы растянули на ветках значительно выше нашего «домика» в виде односкатной крыши. Забросив в наш «домик» пожитки, мы уселись на толстую ветку неподалёку. Дерево, на котором мы обустроились, было не самым высоким в округе, но всё равно его высота впечатляла. Созерцая открывающуюся взору зелёную бесконечность, я ёжился от лёгкого холодка страха, бегающего у меня под гимнастёркой и холодный автомат, висевший на моей груди, как ни странно, согревал мне душу. «Первый» же выглядел озадаченным, но не растерянным.

– Рассказывай, – обратился я к напарнику, чтобы хоть как-то отвлечься от этой противной мелкой дрожи.

– Что рассказывать?

– Всё, что думаешь обо всём этом. По всему видно, что ты знаешь о происходящем чуть больше меня.

– О чём-то знаю, о чём-то только догадываюсь.

– Вот и рассказывай обо всём, что знаешь и о чём догадываешься.

– Ладно. Начну по порядку. Я уверен, что ты изрядно психанул, когда я завернул нашу посадку на эту поляну. Психанул?

– Ты сам не разозлился бы?

– Там, где ты собирался нас приземлить – болото. Я их повидал и не мог ошибиться. Приземлившись в том месте, мы могли бы остаться в нём навсегда. – Он улыбнулся, глядя на моё оторопевшее лицо, и продолжил:

– Это тебе то, о чём я знаю наверняка. А теперь о догадках. Когда мы с тобой шагнули из самолёта и начали расходиться, я заметил лёгкую зыбь в воздухе рядом с тобой. Она имела форму шара примерно семь-восемь метров в диаметре. Перемещалась зыбь по той же траектории и с такой же скоростью, что и ты. Ты был её целью. Я автоматически пошёл на сближение с тобой, хотя понимал, что не в состоянии предотвратить угрозу, если такова присутствовала. Видимо, я попал в зону действия этой сферы, в результате чего оказался, как и ты, в этом месте. Если бы не моё любопытство, куковал бы ты на этой ветке в одиночестве. Но скорей всего медленно опускался бы на дно того болота.

– Ну и где мы? В Африке? В Азии? Куда забросила нас эта шарообразная зыбь?

– Не знаю. Клянусь мамой, не знаю. Какие-то предположения есть, но без серьёзных подтверждений высказывать их сейчас было бы, по меньшей мере, глупо. Завтра прошвырнёмся на запад, посмотрим что там. Еду поищем.

– Почему на запад?

– А ты осмотрись.

Я осмотрелся. С севера сквозь ветви деревьев виднелось болото, значит туда нам путь заказан. На восток и юг докуда хватало глаз, тянулся густой, труднопроходимый лес. Только на западе вдалеке виднелись невысокие горы, но лес заканчивался намного ближе, и с нашей ветки была видна за деревьями холмистая равнина.

На разговоры меня больше не тянуло. Мы сидели на дереве, глядя перед собой и молчали. Багряное солнце медленно уходило за верхушки деревьев. На душе у меня была неописуемая тоска. Дикое состояние, вызванное полным отсутствием понимания происходящего с нами. Мне казалось, что мы совершенно одни на нашей планете, словно все люди разом взяли и исчезли. Испарились. Распались на атомы и умчались в космос в сторону какого-нибудь далёкого, неизвестного мне созвездия.

Я украдкой посмотрел на «первого». Он смотрел прямо перед собой, но у меня создалось впечатление, что пейзажа, раскинутого перед его взором, он не видел, настолько ушёл в себя. Похоже, грусть его грызла не меньше чем меня. Мне даже показалось, что он вот-вот заплачет.

В этот момент над нашими головами проплыл дельтаплан. Странный дельтаплан диковинной формы. Он появился из-за наших спин. Накренив большие чёрные крылья, снижаясь по широкой дуге, дельтаплан скрылся за деревьями в сторону болота. На душе у меня повеселело. Я ничуть не расстроился, из-за того, что мы, не среагировали на его появление, не подали дельтапланеристу никаких знаков, ведь лучшего знака, чем наш домик на дереве, белевший огромным пятном на зелёном фоне деревьев, быть не могло. Завтра надо ждать помощь, ведь сегодня, на ночь глядя, никто спасать нас по этому лесу не пойдёт. Выходит, ошибся с болотом «первый». Поле это. Где-то на краю леса, скрытое деревьями или кустарником, имелось человеческое жилище, потому что в противном случае я бы обязательно заметил его при десантировании.

«Первый» молчал, хотя не заметить дельтаплан он не мог. Я взглянул на него. Он всё так же смотрел перед собой невидящим взором, а по его щеке, обращённой ко мне, бежала крупная одиночная слеза. Эта слеза прожгла большую чёрную червоточину в моих светлых и радостных мыслях. Только сейчас мне пришло в голову, что паря на своём «арбалете» высоко в небе, я не видел на том поле никаких дорог, соединяющих придуманный мной домик с цивилизацией. Возвышенностей, откуда можно было бы стартовать с дельтапланом, я тоже не видел. «Первый» прав. Там, на севере, куда полетел дельтаплан, находилось болото, а значит, самому дельтапланеристу нужна будет помощь. Придётся менять план и идти на север, в надежде, что дельтапланерист жив, а мы сможем до него добраться. Правда, меня по-прежнему смущала форма дельтаплана.

– Это какую больную фантазию нужно иметь, чтобы сделать дельтаплан в виде гигантского птеродактиля, – произнёс я, чтобы отвлечь «первого» от грустных мыслей.

– Ты, значит, увидел подвесное оборудование с дельтапланеристом под крыльями? – ответил мне «первый», судорожно вздохнув. По его щеке побежала вторая слеза, быстро догнала первую по проторенной ею дорожке, слилась с ней, повиснув сбоку на подбородке.

А ведь он прав! Дельтапланериста под чёрными матовыми крыльями не было. Червоточина, минуту назад испоганившая мою надежду на скорое спасение, внезапно превратилась в чёрный липкий страх. Он схватил мой мозг костлявыми пальцами, сжал его, вытеснив из головы все мысли, кроме одной. Эта мысль затрепетала в беспощадных пальцах страха, забилась о них, как птица о прутья клетки, отдаваясь рефреном в позвоночнике. А по позвоночнику, словно на зов этой мысли, поползли, уже не скрываясь, вверх к затылку противные и холодные мурашки надвигающегося ужаса. Мысль билась, звала их, а я застыл, сжав зубы, зацепился за неё сознанием и ждал. «Птеродактиль… птеродактиль… птеродактиль… птеродактиль…», – стучало в моей голове. Я очень надеялся, что пульсация этой мысли будет продолжаться до тех пор, пока я не возьму себя в руки. А сейчас мне хотелось кричать, орать, забиться куда-нибудь, но только не в созданную своими руками ракушку-парашют, потому как эта ракушка была огромным, белым, ненормальным для этого мира и поэтому притягивающим внимание пятном.