Леонид Волчек - Промах

Рота готовилась отбыть из расположения в полном составе. Такое на моей памяти случалось только однажды. Когда это произошло, у меня возник вопрос: «А кто же охраняет территорию во время нашего отсутствия?». Я строил догадки, и они были одна мудрее другой. В конце концов, я пришёл к выводу, что вокруг нашей роты расположено подразделение внутренних войск, которое нас охраняло. Вполне вероятно, срочники, проходившие службу в этой части считали, что действительно охраняют зону с осужденными. По сути, так оно и было. Мы все здесь были осуждены на безымянный подвиг. На подвиг без наград и чествований.

В этот раз я не тратил время, пытаясь разгадать ребус с охраной территории, принадлежавшей нашей роте. Вот если бы нашу казарму охранял Ламассу, я бы с удовольствием посмотрел на это мифическое охранное божество с телом быка, крыльями орла и головой человека. Мне всегда было любопытно, чем может отбиваться от злоумышленников существо, имеющее тело быка, но с полным отсутствием его рогов, обладающее крыльями орла, но не имеющее мощного клюва и острых когтей. Всё, на что такое создание способно, – это топать ногами, хлопать подобно курице крыльями и ругаться матом. На мой взгляд, от злого полутораметрового шлемоносного казуара было бы больше пользы, чем от Ламассу. Думаю, если бы жители Месопотамии знали о казуаре, они бы ни за что не стали выдумывать себе такое нелепое охранное существо, как Ламассу.

После завтрака мы в полной экипировке построились на плацу. У ног каждого солдата, одетого в форму десантника, лежали парашют и вещмешок. Ротный, прежде чем отдать команду «по машинам» не поленился встряхнуть каждый рюкзак.

Наконец мы расселись по «КУНГам». Забравшись в «КУНГ», я положил рюкзак и парашют на полку, расположенную под крышей «КУНГа», а сам уселся на своё место, зажав автомат между колен. Слева от меня у самых дверей уселся ротный, а справа «первый». Ротный надел наушники с микрофоном. Он подключил их к радиостанции, стоявшей под скамейкой, и делал вид, что разговаривает с кем-то. На самом деле он проводил со мной последний инструктаж. Я и так всё знал наизусть, но ротный считал своим долгом сконцентрировать моё внимание на отдельных моментах.

– Про автоматы не беспокойся, малец. Оставите их там, где будет лежать российская офицерская форма и пистолеты. Бронники и ножи тоже там оставите. Парашюты, а так же свою одежду закопаете. – Он сделал длинную паузу, как будто прислушивался к голосу, звучавшему в наушниках, а затем продолжил. – За «первым» смотри, чтобы на рожон не лез. Горячий он ещё.

«Зачем посылать «горячего» на такое ответственное задание? Остудили бы сначала хорошенько», – подумал я, погружаясь под слова ротного в сладкую дрёму.

На аэродроме царила суета. Несколько десантных рот грузились в ИЛы -76МД, но мы направились прямиком к простому ИЛ-76. Ротный уверенно лавировал между контейнеров, БээМДэшек, а мы, как привязанные, шли за ним. Вот и наш самолёт. Эта модель военно-транспортного самолёта могла вмещать до ста сорока пяти десантников, но кроме нас в нём никого не будет.

Прыгать придётся не в рампу, как обычно, а в два потока через боковые двери с интервалом в три секунды. Мы с «первым» прыгаем в середине.

Я снова начал дремать. Сквозь дрёму я слышал, как через некоторое время наш ИЛ вырулил на взлётную полосу, взлетел, затем круто накренившись на правый борт, повернул на Смоленск. Мерное гудение четырёхмоторного могучего красавца убаюкивало, а удобное, рассчитанное на дальние перелёты, откидное сиденье ещё больше располагало ко сну. Мне этот самолёт нравился больше, чем АН-12, с которого я десантировался только однажды. Во-первых, ИЛ-76 турбореактивный, прямое расстояние от аэродрома под Минском, до места высадки за Смоленском преодолеет минут за двадцать, так что и подремать толком не успеешь, во-вторых, у этого самолёта герметична не только кабина пилотов, но и грузовой отсек, где в данный момент сидели мы. В случае разгерметизации, все мы могли оставаться спокойными, так как каждое кресло было снабжено маской с кислородным питанием.

Единственное, к чему я не в состоянии привыкнуть в ИЛ-76, это сирена. Короткая сирена, означавшая «приготовится», способна разбудить даже тех, кто спит мертвецким сном. С ней ещё можно было смириться, она рявкает и смолкает. А вот сирена «пошёл», ревущая до тех пор, пока последний десантник не шагнёт за порог, просто вынимала мне душу. Как только последний боец нашей роты обопрётся на небо своим парашютом «арбалет-2», сирена в самолёте стихнет. Шагнув из самолёта на высоте тысяча-тысяча двести метров с парашютом «арбалет-2» легко можно пролететь больше десяти километров. Именно это нам с «первым» предстоит сделать. Пока рота будет кружить и петлять в воздухе, демонстрируя своё умение управлять парашютом, мы с «первым» должны по волнистой линии сместиться немного в сторону от основной группы.

Над боковыми дверями загорелись жёлтые фонари, подсказывая солдатам, через какие двери им идти на выход. Для тех, кто задремал и не заметил фонарей, коротко рявкнула сирена. Ещё через несколько секунд, под аккомпанемент сумасшедшей, истошно орущей сирены, загорелись зелёные фонари и бойцы устремились к выходу. Когда пришла моя очередь, я, обняв небо руками, шагнул наружу. Через секунду мощный шлепок воздушного потока, идущего от самолёта, наподдал мне в спину. Я начал маневрирование, стараясь отлететь от «первого» подальше. Чем больше будет расстояние между нами, тем больше шансов, что наши парашюты не помешают друг другу при раскрытии. Планируя в сторону от самолёта, я не переставал отсчитывать секунды до открытия парашюта. 507… 506… 505… 504…

Полёт с маленьким стабилизирующим вытяжным парашютом это нечто! Такое ощущение, словно гигантский невидимый пёс схватил меня за шиворот и что есть мочи трепал в воздухе. А вот во время раскрытия основного парашюта, когда скорость падения начинала стремительно замедляться, мне всегда казалось, что я соскальзываю в бездонную пропасть. Только сегодня что-то пошло не так. Вроде те же ощущения и переживания, но какие-то смазанные, неяркие, словно в голове появилась вата, в которой ощущения завязнув, исчезли, не успев проявиться в полную силу.

Когда над головой неслышным хлопком, передавшимся лёгким толчком от купола по стропам к телу, окончательно раскрылся бело-голубой купол парашюта, я опустил глаза к земле, чтобы сориентировавшись на карте земли определить место своей посадки. Внизу не было ни одного знакомого ориентира. Карту местности я помнил наизусть. Она должна была полностью совпасть с картой земли, расстилавшейся подо мной. Но не совпадала. Под моими ногами раскинулась совершенно другая местность. На этой местности не было клеток полей, коробок строений и линий дорог. Я лихорадочно шарил по ней взглядом, но не видел ничего, что можно было бы отнести к проявлению деятельности человека. Только сейчас я сообразил, что не видел ещё одной немаловажной детали – подо мной не было ни одного парашютного купола. Ни одного. Я осмотрелся. Справа от меня скользил на «крыле» одинокий парашютист. Всмотревшись, я понял, что это был мой напарник. Больше не было никого. Ни под нами, ни рядом с нами, ни над нами. Не было самолёта, из которого несколько секунд назад я сделал шаг в небо, не было других самолётов, заходивших на точку выхода десанта.