Леонид Волчек - Промах

Мы положили оружие на стол, крышка которого была обита листовым железом, затем пошли за мишенями. Взглянув на мишени, «двадцать четвёртый» пожал мне руку, молча поздравляя с победой.

– Продолжаем? – спросил я.

– Нет. Но я останусь. Привычку буду нарабатывать.

В этот момент в тир вбежал «одиннадцатый»:

– Мужики, там «первый» вызвал на бой «девяносто девятого»! Айда зарубу смотреть.

– Мне ещё почти полторы сотни патронов утилизировать надо, – ответил «двадцать четвёртый». Взяв две новые мишени, он пошёл их вешать.

– Ты что ли одновременно по двум стрелять будешь? – спросил «одиннадцатый», но «двадцать четвёртый» даже не обернулся.

Я потянул «одиннадцатого» за рукав:

– Пошли, Гоблин. Шляхтич сам разберётся, – затем, повернувшись, крикнул «двадцать четвёртому» в спину. – Шляхтич, мой пистолет тоже сдай в оружейку.

«Двадцать четвёртый», не оборачиваясь, поднял руку, давая понять, что услышал и согласен.

Я знал для чего «двадцать четвёртому» сразу две мишени, но не видел необходимости объяснять всё «одиннадцатому». «Двадцать четвёртый» не глупый парень. В одну мишень он будет стрелять по своему, а во вторую с подсмотренным «нюансом», а потом сравнивать точность стрельбы. Конечно же, можно было повесить шесть мишеней, чтобы не бегать часто туда-сюда, тем более что ширина тира позволяла сделать это, но тогда появлялась возможность запутаться в мишенях при сверке.

В спортзале вокруг ринга, расположенного на полуметровом возвышении, собралась почти вся рота. Ротный стоял посередине ринга, а в противоположных углах облокотившись на канаты, расположились «первый» и «девяносто девятый». Бой обещал быть увлекательным, ведь для этого имелось как минимум две причины. Одна из них – «девяносто девятый». Он был грозным бойцом. Судя по тактике рукопашного боя, «девяносто девятый» явно занимался в своей жизни многими единоборствами, причём в каждом был хорош. Впрочем, любой из нас мог бы добиться самых высоких результатов в спорте, но в силу каким-то, ведомым только нам самим причинам, мы никогда не пытались сделать спортивную карьеру. «Девяносто девятый», несомненно, мог бы стать бойцом ММА мирового уровня и войти в пятёрку сильнейших, но не стал, а был завербован в нашу роту, где, по моим прикидкам, не меньше пяти лет продолжал оттачивать своё мастерство.

Вторая причина – «первый». «Первый» был загадкой. Он появился в роте совсем недавно. Никто из солдат не знал о его способностях, а так же в чём он преуспел лучше всего. На «физо» и полосе препятствий «первый» пока не блистал. Именно эти обстоятельства делали предстоящий поединок интригующим.

Ротный поднял руку, требуя тишины и внимания:

– Господа, сегодня два замечательных человека будут мордовать друг друга по правилам М1 Глобал. «Первый» вызвал на поединок «девяносто девятого». В случае победы он требует, чтобы его больше не называли Салабоном, и получает почётное право выбрать себе кличку сам. «Девяносто девятый» в случае победы, закрепляет за «первым» кличку «Салабон» до конца службы.

– Вау!!! – громко выдохнул кто-то из присутствующих.

– Всё это оговорено заранее и скреплено рукопожатием, – закончил свою речь ротный и скомандовал. – Бойцы, в центр ринга!

«Что «вау», то «вау»», – я был удивлён не меньше остальных зрителей. Интрига нарастала. Если «первый» согласился на такие условия, он либо глупец, либо невероятно сильный боец. Я склонялся к первому варианту, ведь в силу возраста невероятным бойцом он быть не мог. Впрочем, история знала примеры удивительных бойцовских поединков. Однажды, никому не известный завсегдатай питейных заведений пьяница Рокки избил в баре чемпиона мира по профессиональному боксу в тяжёлом весе. Этот поединок стал началом его блестящей боксёрской карьеры. Что ж, посмотрим.

Бои, проходившие в нашей роте, не ограничивались раундами или временим. Они длились до победы. Этот бой не был исключением. В таком бою было сложно тянуть время, надеясь на спасительный гонг, но «первый», почему-то, выбрал для своего поединка тактику, очень похожую на затягивание времени. Он кружил, избегая захватов и ударов, но в бою до победы одного из бойцов нельзя избегать прямого столкновения вечно.

Через пять минут стало заметно, что «девяносто девятый» подустал, а «первый» всё ещё стоял на ногах, вместо того, чтобы валяться на настиле ринга. Мало того, он выглядел бодрее и свежее, чем его визави. Похоже, тактика «первого» начала приносить плоды. «Девяносто девятый», сообразив, чего добивается противник, сбавил темп и начал искать в обороне «первого» слабые места одиночными редкими ударами, одновременно восстанавливая напрасно растраченные силы. Я настроил себя на долгий позиционный бой, но оказалось, что «первый» за это время успел найти брешь в обороне «девяносто девятого». При очередном сближении он коротким, почти неуловимым движением, нанёс своему сопернику удар по печени. «Девяносто девятый» упал, хватая от адской боли ртом воздух. «Пятидесятый», бывший по совместительству ротным фельдшером, влез на ринг, чтобы осмотреть «девяносто девятого». Через минуту он взглянул на ротного. Встретившись с ротным взглядом, «пятидесятый» кивнул ему, давая понять, что с поверженным бойцом всё в порядке. Ещё через минуту «девяносто девятый» сумел подняться на ноги и теперь стоял по правую руку от ротного с потемневшим от боли лицом. По левую руку от ротного, опустив голову, чтобы хоть как-то спрятать довольную улыбку, стоял бывший Салабон.

– Победителем в этом бою объявляется … – ротный замешкался и обратился к «первому», – ты, малец, себе новую кличку придумал?

– А что, хорошая кличка – «Малец». Выбирай её, даже не думай! – выкрикнул кто-то из зрителей. Все засмеялись.

– Тишина! – грозно рявкнул ротный. – Я вам сейчас лично всем клички поменяю!

– Я хочу, чтобы в роте меня называли «Стах», – заявил «первый». По его лицу было видно, что он немного смущён, присваивая себе такое звучное имя.

– Победителем этого боя я объявляю Стаха! – громогласно заявил ротный, после чего добавил. – Завтра прыжки с парашютом! Участники поединка могут лечь спать на два часа раньше обычного. «Девяносто девятый» от прыжков с парашютом освобождается. Он может отдыхать весь следующий день.

Прыжки с парашютом мне нравились. Форма десантника тоже.

Больше всего на свете я не любил стоять на «тумбочке» возле канцелярии. Мне не нравился этот пост не потому, что находясь на нём нужно отдавать честь проходившим мимо офицерам, вытягиваясь по стойке «смирно». Этого в нашей роте не было, ведь все были одеты в одинаковую форму без войсковых знаков отличия. Мы знали, что четыре последних номера являются офицерами, но руководствовались при этом правилами бани. В нашей роте, как в бане, честь офицерам не отдавали. Исключение составляло построение на плацу.