Евгений Красницкий - Сотник. Так не строят!

Так что трое у меня тут, кому я по гроб жизни обязан: Лису – за то, что меня понял и себя найти помог, цель и дело показал, Алёне – ну, тут всё понятно, да Серафиму – за то, что жизнь мне спас и другом стал. Ну, и артельные, само собой! Другой семьи у меня нету.

…И всё ж счастливый ты человек, Кондрат! Повезло тебе, даже тут повезло, выходит. Думал, что в кабалу попал, а оказалось – в учёбу! Ведь не один Лис тебя учит, а раз учат, стало быть, нужен ты им. Вот так-то!»

– Сучок, кончай ночевать! Ратное показалось! – голос Нила, Сучковой правой руки, вырвал плотницкого старшину из размышлений.

– Да не спал я, Шкрябка, – думал. – Старшина сел в телеге.

– О чём думал-то? – мастер обернулся через плечо.

– О том, что повезло мне.

– С чем повезло-то? – прищурился Шкрябка. – Выкладывай, давай!

– Не с чем, а с кем, – Сучок сплюнул травинку, – с вами, рукоблудами, да с Лисом. Что бы я без вас делал?

– Эх, Кондрат, что ж ты за человек такой уродился? – Нил бросил вожжи и усмехнулся. – Не поймёшь, то ли похвалил, то ли облаял! А с Лисом и правда повезло. Всем!

– Похвалил, Шкрябка, похвалил! – Сучок виновато кивнул головой. – Куда я без вас!

Нил тронул лошадь вожжами, под колёсами телеги загромыхали мостки. Плотницкий старшина сел и впился намётанным глазом зодчего в ратнинский тын.

– Эх-ма, Шкрябка, нам что, разорваться? – мастер кивнул головой в сторону изрядно пожившего частокола. – И дома городьбу заканчивать надо, и тут приниматься. А кем, а из чего? Чую я, Шкрябка, хрен староста нам даст, а не брёвна! Я бы нипочём не дал!

– Погодь, Кондрат, – возница чуть заметно ухмыльнулся, – ты понял, что сказал-то?

– А чо?

– А то, Сучок Епифанович, изрёк ты: «Дома городьбу заканчивать надо» – оно и взаправду так!

– Точно! – плотницкий старшина хлопнул себя по бокам. – Стало быть, не я один?

– Все, Кондрат, все! Особливо как про семьи узнали, да как Лис нам первую выручку за доски отдал, – мастер помолчал. – Вот тогда до всех и дошло – пора корни тут пускать… А помнишь, как всё начиналось?

– Да как не помнить…

Сучок вновь ощутил чёрное беспросветное отчаяние, которое гнуло артель на пути из Турова в глубь погорынских болот, и даже передернулся от воспоминаний.

«Да-а, было дело… Пока плыли, думалось – попали. Ворон костей не заносил – иначе и не скажешь! Где Новгород-Северский, где Чернигов да Переяславль, не говоря уж про Киев? Даже Туров – и тот где? Одна задница кругом, а из задницы той тина болотная торчит. И как бы не навеки.

Эка ты заговорил, Кондрат! А на ладье, помнится, всё матом да матом…

Ладно, приехали, кое-как устроились да на работу наладились. И ладно бы работа путная была, так нет – баловство боярское. Это потом поняли, что не баловство…»

– Помнишь, как усадьбу потешную Лису рубили? – Нил будто прочёл мысли своего старшины.

– Как не помнить – тяп-ляп, лишь бы сразу не упало! – Сучок сплюнул.

– Да ладно тебе, – хмыкнул Нил, – напраслину возводишь. Без души работали, это верно, но на совесть! Эх-ма, излаялся я тогда, что хреном груши околачиваем заместо дела, а потом плюнул – баловство-не баловство, а резаны за каждый день идут, так что пусть его.

– А оно и не баловство вышло, – Сучок стариковским жестом огладил бороду.

– Да, не баловство, – слегка приуныл Нил, но потом улыбнулся. – А ведь неплохо выстроили, раз Михайловы жеребцы стоялые её по сю пору не разнесли!

– Дык, не обучены мы по-иному. Совесть да гордость не позволяют ляпать, а ещё помню я, что батька твой сказывал, как во времена оны за худую работу с плотниками рассчитывались.

– Про пенёк?

– Про него, родимого! – артельного старшину передёрнуло. – Как, значится, пенёк расщепляли, клинышек в расщеп загоняли, а потом туда же всё мужское хозяйство мастера-ломастера, а клинышек вон! И сиди-и-и-и, сокол ясный…

– Оно и правильно, – Нил рефлекторно почесал в промежности, – худая работа хуже воровства! Особливо наша.

– Угу! – кивнул Сучок. – Надо кой-кому из молодых бывальщину эту рассказать, чтобы проняло.

– Швырку, что ль? – Шкрябка опять почесался.

– Ему, – хохотнул плотницкий старшина. – Никак за ум не возьмётся, заовинник [7] Заовинник ( др.-русск .) – повеса, деревенский волокита. ! Вроде к тонкой работе у него способность есть. Только дурь из него повыбить да наставника бы хорошего. Но вот те, Шкрябка, крест – ещё чего учудит, сам племяша своего на пенёк и пристрою! Пущай сидит!

– Сизым кречетом! – заржал Нил. – Помнишь, как он с вьюшками-то? Чуть всю поварню не спалил, когда девку свою очередную тама урабатывал.

– Помню! – хрюкнул Сучок. – Тоже ведь думали – баловство! Ну кто так строит-то? Я ужом изворачивался, чтобы от них отбрыкаться!

– Да уж, Плава сказывала, какую рожу ты перед Лисовинихой состроил – чисто блин, мёдом намазанный.

Нил скорчил умильно-благостную морду и запищал тоненько:

– Ну, так и решай, матушка-боярыня: не велишь мне на кухне в дымоходе эти дырки вертеть, так оно мне и не надо! А велишь… что ж, ваша печь, мы-то себе и на костерке на артель чего-нито сварим, мы люди привычные… А то вон Плава нас чуть помоями не окатила, за наше старание-то…

– А ты где был? – Сучок в свою очередь скорчил зверскую рожу. – Вместе решили, что нам эти вьюшки, как зайцу подковы!

– А я что, дурной, под помело да помои подставляться? – Шкрябка подмигнул своему старшине. – У нас на такие дела Кондратий Епифаныч по прозванию Сучок имеется, чай, старшина артельный – ему по чину положено!

– Ох и сволочь ты, Шкрябка!

– Сволочь, но хитрая! Сам ведь баял, что годный зодчий – это хитрый лентяй, – Нил опять подмигнул.

– Будя ржать! И правда без души работали! Даже когда Лис нас в оборот взял, не поверили. Я сам и не поверил!

– Эт верно, – Нил за разговором не заметил, что запряжённая в их телегу коняга давно встала на месте и принялась объедать траву то с одной, то с другой стороны дороги. – Помнишь, как девичий терем ладили? Знали, что самим там жить, а всё одно! Нынче здесь – завтра там, тут закончим – куда ещё пошлют… Вроде и ладно делали, а жили, как свиньи в берлоге!

– Гыы, гляжу, Шкрябка, запало тебе, как нас тогда Лёха облаял!

– А то! Он лаяться мастер. Как завернёт – закачаешься! Вот я и того, пользую помаленьку.

– Да, где только набрался, едрит его долотом?

– Уж где набрался, там и набрался…

– Слушай, Шкрябка, а ты когда впервой поверил, что выкупимся? Нутром поверил, не башкой?

– Эхе-хе, не знаю, как и сказать, Кондрат. Наверное, когда первую доску с лесопилки пощупал. До того всё не верилось…

– Ох, врёшь! – Сучок подкрутил ус. – А то я не помню, как ты топором играл, когда лесопилку ладили!

– Ладно, а сам-то! Колёса свои облаживал – аж целовался с ними! Думал, крайнему колесу присунешь сейчас, Сссучок! – Развеселившийся Нил сбил со своего старшины шапку.