Алексей Замковой - Лесной фронт. Благими намерениями…

— Генрих, отойдем, — сказал я, когда мы решили, что ушли уже достаточно далеко. Мы отошли в сторону, я устало присел под деревом и вытянул гудящие ноги. — Рассказывай давай, как это вас в тот сарай занесло?

Генрих оглянулся на своих товарищей по несчастью, потом бросил опасливый взгляд на подошедшего Антона, который так и не сводил с него глаз, посмотрел на Яна и только тогда начал свой рассказ.

— Мы, панэ офицер…

— Товарищ командир, — машинально поправил я.

— Так, товарищ командир. Звыняйте, — тут же исправился Генрих. — Меня звать Генрих Цупик. Я е учитель из Гощи. Когда мост взорвали, фашисты приказ выдали – увеличить поставку дерева с окрестных лесопилок. А там – где по два-три рабочих было, а где вообще никто не работал. Наш староста и придумал евреев по селу собрать и на лесопилках работать заставить. Говорил, шо все равно нас фашисты постреляют…

— Суки! — зло сплюнул Антон, присаживаясь рядом. — Бить этих немцев надо так, чтоб род их весь под корень…

— Антон! — я смотрел на него, пока Антон не опустил глаза и не отвернулся.

— Зачем же всех, панэ… товарищ? — отозвался Генрих. — Фашистов бить надо. А немцев за что? Не все же немцы – фашисты. Я тэж немец…

— Как так? — снова насторожился Антон. — Ты же говорил…

— Ну да, — согласился Генрих, — я – еврей. Но родился и вырос я в Дрездене. Это на востоке Германии. А потом, в тридцать шестом году, когда жить там совсем неможна стало, переехал в Прагу. Когда и туда фашисты пришли – снова перебрался. Сначала в Варшаву, а оттуда – в Ровно. А с тридцать девятого года в Гоще живу…

— Значит немецкий знаешь? — оживился я.

— Так, па… товарищ, — кивнул Генрих, — знаю. А щэ знаю чешский, польский, украинский и русский языки.

— Чем ты занимался до войны? И почему из Ровно в Гощу перебрался?

— Магазин у меня был. Торговал всякой хозяйственной мелочью. И в Дрездене, и в Праге, и в Варшаве, и в Ровно магазин держал. А потом, когда советы пришли… — на этих словах Генрих как-то опасливо на меня глянул и втянул голову в плечи. — В общем, ваши ж не приветствовали коммерцию. И дом у меня был – забрали. Пришлось в Гощу переселиться. А куда еще идти было? Вся Европа под фашистами… А там в школу учителем устроился. Так и жил, пока и сюда они не добрались.

— А почему на восток, за нашими, не ушел?

— Не успел, — снова понурился Генрих. — Все не верил, шо фашистов аж сюда пустят. А потом уже поздно было…

— Хорошо. Продолжай.

— А шо продолжать? Собрали они евреев, кто в Гоще был и по окрестным селам, и заставили работать.

— Почему вас мало так? — спросил я. — Всего четыре человека на лесопилку? Или евреев больше не набралось?

— Как не набралось? Кто годный для такой работы был – больше десятка набрали. Только не одна ж эта лесопилка в округе. Вот и раскидали нас. Мы ж вместо тягловой скотины на той лесопилке были. Нам даже топоры не доверили. Лес валили мужики с хуторов – не знаю вольные или их тоже заставили, потом мы вчетвером бревна тащили к лесопилке, а тут уже другие с ними работали. А на ночь нас в сарае запирали…

— Понятно. Ян, иди сюда! — когда Ян подошел, я спросил. — Что про Генриха рассказать можешь?

— Та, Гэнриха я давно вжэ знаю, — сразу ответил Ян. — Он через вулицу од мэнэ жывэ. Правду говорыть – учытэлэм у нас в школи був.

— А об остальных что скажешь? — снова повернулся я к Генриху.

— Филипп Гроссман из Тереньтево. Это тот, который справа сидит, — начал заочно знакомить меня со своими товарищами Генрих. — Он до войны держал скобяную лавку. Алик Мец, который посередине – из Виткова. У него там шинок был…

— То той Мец, шо на ярмарку в Ровно горилку продавав за полякив? — вклинился Ян и, дождавшись утвердительного кивка, добавил. — Знаю такого.

— А третий – Семен Зельц. Говорит, со Львова отступал вместе с советами, да не успел. Прятался на хуторе каком-то, пока его полицейские не нашли.

— Расскажи об этом Зельце поподробнее, — попросил я.

— Та я его увидел только когда нас в Гоще согнали всех. А так… Работал как и все. И били его как всех. Говорил еще, жену у него бомбой во Львове убило.

Итак, что мы имеем? Есть Генрих, уроженец Германии, за которого мог поручиться Ян. Если он согласится присоединиться к отряду – его знание языков открывает новые, интересные перспективы. Еще двоих Генрих знал до войны. Плюс, одного из них знает Ян. Остаются вопросы только к третьему. Могли ли его подослать? А зачем? Следить за тремя забитыми евреями, которые таскают бревна на лесопилку? Вряд ли же кто-то мог предполагать, что их освободят. Враг здесь еще непуганый и о партизанской угрозе только начинает подозревать. То, что троим из четверых можно доверять – это факт. К немцам они не пойдут в любом случае. В первую очередь – из-за национальности. Они же прекрасно знают, как фашисты обходятся с евреями. Так что, если присоединятся к нам, то воевать будут хорошо. А люди мне сейчас нужны. Очень нужны! Но Зельц этот… Отпустить его на все четыре стороны? Мне сейчас каждый человек дорог и отказываться от потенциального хорошего бойца – глупо. Взять в отряд? А если провокатор?

Я отправил Генриха к остальным.

— Ян, что насчет четвертого думаешь? Который Зельц.

— А шо з ным? — не понял тот.

— Думаю вот предложить им вступить в отряд. Идти этим евреям все равно некуда, а нам бойцы нужны. Генриха ты знаешь. Так?

— Знаю, — подтвердил Ян.

— А он знает еще двоих. За них можно не беспокоиться. А вот четвертый… Никто его не знает. Надо бы проверить как-то.

— А шо проверять? Знимы штаны з него и проверь!

— Как это "сними штаны"? — я во все глаза уставился на Яна. — Что там проверять?

— Так воны ж, евреи, обризани все!

Я хлопнул себя по лбу. Как можно было не догадаться? Евреям же обрезание делают! Никакой провокатор на такое не пойдет. Точно! Хотя, может ведь быть и выкрест какой-нибудь. По национальности еврей, а по вере – скажем, католик, раз из Львова. Тогда он необрезанный. Ладно, проверим – тогда и думать будем.

— Ну что, товарищи евреи, — приняв решение, я подошел к так и сидевшей четверке освобожденных невольников, — предлагаю вам вступить в наш отряд. Идти вам ведь все равно некуда. А если попадете снова к немцам, то, в лучшем случае, для вас все закончится в лагере. И то, еще неизвестно – лучше ли лагерь, чем расстрел на месте. А здесь я вам обещаю возможность отомстить. И за себя, и за многих других. Что скажете?

— Я согласен. — Генрих встал и ответил даже не раздумывая. Остальные же начали переглядываться между собой и этот безмолвный разговор затянулся секунд на десять.

— Я тоже согласен, пан командир, — вторым подал голос Алик.

— И я, — чуть погодя, согласился и Филипп.

Дольше всего думал Семен Зельц. Он то внимательно осматривал наш отряд, то смотрел куда-то в землю. Создалось такое впечатление, что Семен где-то в магазине или на базаре выбирает нужный ему товар. Причем выбирает тщательно – взвешивая, обмеривая, чуть ли не обнюхивая. В конце концов, когда мне уже начало надоедать дожидаться его слова, Семен тоже поднялся.