Алексей Замковой - Лесной фронт. Благими намерениями…

— Согласен, — только и сказал он.

— А раз согласен, — я вытащил на всякий случай пистолет, — то сними-ка штаны.

Семен встрепенулся и отступил на шаг назад. Знаете, я его, честно говоря, очень даже понимаю. Лес, раннее утро… Вдруг вооруженный мужик требует снять штаны. Каково, а? Хотя в этом времени всяких извращенцев, вроде бы, гораздо меньше чем в моем, но есть ведь над чем задуматься. Как бы я на его месте отреагировал – не знаю. Семен же начал затравленно озираться вокруг и явно искал пути к побегу. Опешили и все остальные, кроме Яна.

— Понимаешь, Семен, — самым доброжелательным, успокаивающим тоном начал я, — насчет остальных троих у меня никаких подозрений нет. А тебя никто не знает. Ты ведь еврей?

Семен, не обнаружив никакой возможности сбежать – сзади, хоть и сам не понимая, что нашло на командира, ему перекрыл дорогу Антон – весь аж сжался в комок. После моего вопроса он только продолжал стрелять по сторонам глазами. Я, понимая, что творится сейчас у него в голове, не торопил с ответом. В конце концов, Семен кивнул.

— Вот я и хочу убедиться, что ты еврей. Ты уж извини за такой метод. Сам понимаешь… Если это так, то к немцам ты не побежишь – сам слышал наверно, что они с евреями делают. А если не слышал – Генрих тебе расскажет. Он в Германии, наверно, насмотрелся.

Судя по тому, как заиграли желваки на лице Генриха, он действительно насмотрелся многого. Кое-что слышал, похоже, и Семен, потому что лицо его сразу окаменело. Медленно, дрожащими руками он спустил штаны и выпрямился со всей возможной в такой ситуации гордостью.

— Одевай! — удовлетворившись результатом такой проверки, я махнул рукой. Семен действительно оказался евреем. Все признаки – налицо. Точнее, на другое место… — Возьмете оружие из того, что мы собрали на лесопилке. Славко, посмотри там в мешках, что у нас из еды есть. До завтра отдыхаем.

После полудня погода начала портиться и вскоре "обрадовала" нас мелким дождиком. Осень начинает вступать в свои права, подумал я, зябко передернув плечами. Интересно, какое сейчас число? По моим прикидкам, уже где-то десятые числа сентября. Интересно, как там моя карта, которую подправил тогда? Получилось ли хоть что-то изменить? И где сейчас фронт? Если история не изменилась, то вроде бы сейчас наши потихоньку ликвидируют Окунинский плацдарм, а где-то в Берлине немцы принимают решение бросить часть войск с московского направления на юг – к Киеву. Или это было раньше? Не помню. А если все же Красная Армия не допустила выхода немцев на левый берег Днепра? Что там сейчас? Вопросы, вопросы… Постепенно мысли переходят на более близкие лично мне моменты. Как там дела у майора? Смогли ли они взорвать мост? И как там Оля? В принципе, она не должна участвовать в операции, но кто знает… До Сарн еще ж надо дойти. Пройти больше сотни километров по оккупированной территории, тихо, незамеченными. И тоже ведь никак не узнаешь что с ними! Пусть до Сарн сто пятьдесят километров, а до Киева – все пятьсот будет. Но какие-то сведения получить, что от Сарн, что от Киева – будто они находятся на другом континенте. Блин, я даже не знаю что с моей группой! Кое-что слышал, конечно, но информация ведь дошла даже не через третьи руки. Выжил ли Митрофаныч? Взгляд скользнул по идущему впереди Генриху. Он ведь из Гощи, пришла в голову идея, и забрали его на лесопилку уже после взрыва. Вдруг что-то знает?

— Генрих, ты что-то слышал о партизанах, которые взорвали мост? — я поравнялся с Генрихом и пошел рядом.

— Говорят, поубивали всех, — ответил он.

Мы прошли пару шагов молча. Я пытался придумать как бы сформулировать следующий вопрос. Нет, я, конечно, знал как его сформулировать, но очень не хотелось слышать самый вероятный ответ.

— Другие говорят, — продолжил вдруг Генрих, — шо это наоборот – немцев поубивали и скрылись…

— Ну а ты сам видел что-то?

— Так шо ж я мог видеть? — развел руками Генрих. — То ж ночью было. А наутро никого уже к мосту не пускали.

— Понятно, — ничего нового Генрих мне не сказал. Жаль…

— То ваши были? — спросил вдруг Генрих.

— Наши, — кивнул я. — Мост я сам взрывал. Перед взрывом в воду прыгнул – так и выжил.

Я вкратце рассказал Генриху как мы взрывали мост и как меня потом Антон с Яном выловили из реки. На протяжении всего рассказа Генрих молчал, только изредка кивая в знак того, что слушает.

— Вот видишь, — подытожил Генрих мою историю, когда я закончил рассказывать, — ты же выжил. Значит кто-то еще мог выжить.

Мы прошли еще немного молча. Дождь то усиливался, практически прекращался, превращаясь из капель в мелкую водяную пыль. Я глянул на небо – тучи упорно не желали давать хоть какой-то просвет. Подыскать что ли какое-то укрытие? Или уже когда придем на место? Следующую ночь я решил посвятить решению вопроса со взрывчаткой. Лесопилка – это, конечно, хорошо, но и подорвать что-то не помешает, чтоб немцам жизнь малиной не казалась. Поэтому, хорошенько вчера отдохнув, выспавшись, вымывшись в небольшом ручье и спрятав весь лишний груз, мы отправились по краю леса к Сенному. Оттуда можно было быстро добраться ночью до минного поля возле Коросятина, о котором нам поведал отказавшийся присоединиться к отряду Тарас. Единственное, что меня напрягало, это то, что не было никаких инструментов, кроме штык-ножа. Так что, если и добудем мины, то разряжать их будет… весьма экстремально. Но что делать…

— Повозка! — идущий впереди Антон резко остановился.

Мы быстро попрятались за деревья и залегли. Я подполз поближе к кромке леса и, раздвинув ветки куста, посмотрел туда, куда перед этим указывал Антон. Менее чем в паре десятках метров от края леса шла небольшая разбитая грунтовка, по которой нам на встречу медленно катилась обычная крестьянская телега. Чтобы поравняться с нами, ей оставалось еще метров пятьдесят. Гнедая лошадка с лохматой гривой лениво переступала своими копытами, время от времени нагибаясь и пощипывая придорожную траву. В телеге сидел какой-то мужичок. О том, что он не спал свидетельствовало только то, что он иногда, так же лениво как шла его лошадь, встряхивал вожжи. Эдакая сельская идиллия – хоть картину рисуй… Если бы еще не дождь. И не ствол винтовки или карабина, выглядывавший из-за плеча возницы. Полицай? А кто еще мог так спокойно, с ленцой, разъезжать здесь, по оккупированной территории, в одиночку и с оружием? Хотя, мы же тоже с оружием? Я пригляделся к вознице – шапка-ушанка из-под которой торчат нечесаные волосы, грубые черты лица, небольшая бородка, грязно-серая матерчатая куртка… Нарукавной повязки вроде бы не видно. О! А он, оказывается, не один! С телеги соскочил второй мужик, лишь немногим отличающийся от возницы. Оружия при нем не наблюдалось. И повязки – тоже. Мужик остановился на обочине и справил нужду, а потом, каким-то подпрыгивающим шагом, догнал телегу и, запрыгнув на нее, снова исчез. Лежит в телеге, значит? Под дождем? Я покачал головой – удовольствие лежать в мокрой телеге, даже на сене, которое тоже должно промокнуть под дождем, как мне кажется – ниже среднего. Остается вопрос, что с ними делать? С одной стороны, лучше всего было бы пропустить этих двоих и не светиться перед предстоящим ночным делом. С другой стороны, их всего двое против нас девятерых. И, если это все же вражеские прислужники, можно их хорошо порасспросить. Что делается в округе – знать никогда не помешает. Или, все же, пропустить? А повозка все ближе. Вот-вот поравняется с нами. Еще каких-то полминуты. Монетку что ли кинуть?