Лев Соколов - Спящий бык

— А если она тебя разлюбит через дня три после возвращения? — Кося на меня глазом лукаво поинтересовался старик, — и вернет тебе твое слово сама.

— Давай не будем усложнять условия, — буркнул я – ни к чему хорошему в договорах это не приводило.

— Наоборот, следует обозначить все риски, — ухмыльнулся он.

А я внутренне обрадовался, потому что он уже начал торговаться.

— Сделаем проще. Я обещаю к тебе вернуться после того как мне, по человеческому исчислению стукнет… — я подумал, но решил не наглеть – сто лет.

— У вас там сейчас столько не живут, — тут же вскинулся старик. Плохая экология, стрессы… Да и правительству своему тамошнему спасибо скажи – у вас в стране у мужиков у же средний возраст до смерти – меньше шестидесяти.

— Правительство – пи…..сы. — покривился я. — Ты тоже хватил, мы же не о среднем возрасте говорим. И потом, женщины среднестатистически живут дольше мужчин. Так я слово точно не сдержу. Ну не жмись, высокий, не свое ж от сердца отрываешь. Я-то не наглел, даже по здешней "большой сотне" себе не отмеривал, так и ты уж соответствуй… — Девяносто.

Старик задребезжал легким смешком.

— Нет, с тобой уж точно будет веселее.

Он задумался, и некоторое время сидел машинально оглаживая бороду.

— Значит, сделка… — Он усмехнулся, но на этот раз как-то более по-доброму. — Ну ладно, горец-долгожитель. Идет. Я отправлю тебя. С условием, — порука твое слово – что когда тебе стукнет девяносто один, от твоей указанной в паспорте даты рождения, — ты вернешься сюда. И проснешься.

Я как будто застыл внутри. Раньше я говорил с легкостью того, кому нечего терять. Теперь… Я был в шаге от возвращения, но не от меня зависел этот шаг. И я боялся теперь сказать, посмотреть, вздохнуть не так, чтобы он не передумал. Но следовало сделать еще кое-что.

— У меня есть еще три просьбы, считай, как приложение к договору.

— О как! Ну чтож, я слушаю.

Я кивнул головой в сторону моря, где корабль увозивший Лейва уже стал едва различимой точкой.

— Тревожусь я слегка за парня, — сказал я.

— Не тревожься. — Ответил старик. — Ветер попутный, небо ясное, и шторма на их пути не будет.

— Спасибо… А когда доплывет, примет ли родня его хорошо?

Он посмотрел на меня и кивнул.

— Она примет. Что еще?

— Вот.

Я протянул ему мешочек с серебром Хёскульда. — Это дала нам Оса. Надо бы вернуть его на место, и чтоб отец не обижал девчонку, пока Лейв не вернется за ней.

Старик взял мешок.

— Стал я на старости лет побегушкой у тени… Ладно, сделаю и это. Что еще?

— Эйнар и его дружина очень хотели сидеть после смерти в твоем зале героев… Можешь ли ты сделать так, чтоб они попали в самую задницу Хельхейма?

— Это все не так, как ты себе представляешь… И мало ты думаешь, таких как Эйнар, сидит в зале героев? — Поднял бровь старик. — Большинство их там.

— Других я не знаю. С Эйнаром был знаком. Считай это просьбой от бывшего коллеги.

— Ладно, — хохотнул он – раз так обожгла тебя эта спичка… Еще что-то?

— Все. Договор заключен.

Он кивнул.

— Как… это будет? — Спросил я.

— Просто. Когда будешь готов – скажи.

Я встал и посмотрел на небо.

— Кстати. Поговорил я тут с капитаном, и он сказал, что водит корабль по солнцу, а ночью по звездам

— Не соврал тебе капитан, — кивнул Один. — Для ориентировки лучи солнца они пропускают сквозь меченные куски шпата, а ночью держат по путеводным звездам.

— А здесь действительно есть звезды?

— Ты что, здесь ни разу ночью на небо не глядел? — Ехидно спросил старик.

— Я имею в виду – здесь они такие же как в моем мире? Далекие солнца?

— Не, — покачал головой старик. Небольшие, орбитальные. Крутятся себе над земной миской с океаном и островами.

— А солнце?

— То же самое.

— А выглядит как земное, родное, — сказал я.

— Ну, от кого-кого, а от тебя это комплимент… — пробормотал старик.

И мы понимающе поулыбались друг-другу.

Я глубоко вздохнул. Что-то ждет меня там, на другой стороне. Чем там закончились волнения? Не случилось ли что с Настей? Она ведь уже обыскалась меня, потеряла надежду увидеть живым… Что же я так волнуюсь?.. Ладно. Я все узнаю. Скоро. Как только решусь… Я готов!

Вспыхнул странный калейдоскоп. Погас.

Я вступил на асфальт…

И больше о Димитаре здесь ничего не рассказывается.

Но это только пока.