Вячеслав Ковалев - Хадават

Тот посмотрел. Два паспорта, один его, второй на имя Горана Бекрела Олиди. Еще один документ – небольшая пурпурная книжица: удостоверение старшего следователя по особым делам на его, Макса, имя. «Ого! Да Костик не то что непрост, он весьма и весьма непрост. Кто же он все-таки такой?»

– Это на крайний случай, мало ли. Меня может не оказаться рядом. Кстати, вы умеете обращаться с огнестрельным оружием? – спросил он, доставая пистолет.

– Не особо, – ответил Макс.

– И все же возьмите на всякий случай. Принцип прост. Обойма, предохранитель. Спусковой крючок. Целимся, стреляем. – Он протянул пистолет Максу.

Тот взял, повертел в руках опасную игрушку.

– Вашему другу оружие не предлагаю, полагаю, что не возьмет.

– Это точно, он небезосновательно считает, что с ульком наши бабахающие игрушки не помогут. И я склонен с ним согласиться, – сказал Макс, кладя пистолет на стол.

И вот прошло уже три дня, а они ничуть не продвинулись в поисках того, кто еще недавно был Никитой. Вернее, не продвинулся Константин Арсеньевич, потому что ни Макс, ни Горан участия в поисках не принимали, безвылазно сидя в квартире.

– Вы все равно ничем помочь не сможете на данном этапе, – только и сказал гостеприимный хозяин.

Вынужденное бездействие настроения не прибавляло. К тому же Макс чувствовал себя не очень хорошо. Все тело ломило, ноги налились свинцом и стали тяжеленными. Суставы крутило. К горлу то и дело подкатывала тошнота, а в правом виске поселилась нудная тупая боль. Даже не боль, просто что-то постоянно давило на висок несильно, но настойчиво. Да еще вчера он пережил настоящий шок.

Константин Арсеньевич постарался. Пригласил его на прогулку. Одного. Всю дорогу они молчали, и на вопрос Макса, куда он его ведет, Константин только молча кивал вперед. Они пришли в один из скверов, и Константин, усадив Макса на скамейку, коротко бросил:

– Сидите здесь и ждите. Вам предстоит кое-что увидеть, очень важное.

– Что именно?

– Вы поймете.

– Отлично, поиграем в загадки. – Макс огляделся вокруг. Дождь ненадолго прекратился, но и солнца тоже не было видно. Поэтому сидение на отсыревшей лавочке в этом сквере назвать удовольствием можно было с очень большой натяжкой. – Мы что, ждем конца света или чуда? – Макс был не в настроении.

Константин молча кивнул, указывая ему за спину.

Макс не спеша оглянулся. Сначала он ничего не понял, а потом дернулся, чуть не вскочив с места. Рука Константина удержала его. На удивление сильная рука.

– Не дергайтесь, вообще ничего не делайте.

По аллее прямо к ним шли двое – женщина лет за тридцать и мальчишка лет двенадцати-тринадцати. Татьяна и Сашка. Пацан что-то увлеченно рассказывал ей, та кивала в ответ.

– Но… как? – Макс обернулся к Константину.

– Пожалуйста, ничего не делайте и не говорите, просто посидите и подождите, я вам все объясню, – попросил Константин.

Макс согласно кивнул. В этот момент женщина с мальчиком поравнялись с их лавочкой, ее взгляд скользнул по сидящим, и они пошли дальше. Ничего. Никаких эмоций. Макс несколько оторопело посмотрел им вслед.

– Как только Татьяна исчезла вместе с вами, на ее месте появилась она, что характерно, вместе с мальчиком, – начал Константин. – Не спрашивайте, я не смогу объяснить. Просто не знаю.

– Так это не они?

Константин отрицательно покачал головой.

– Но это же бред! – горячо зашептал Макс, глядя вслед удаляющимся фигурам. – Это же… – он запнулся, – погодите. А… то есть у меня… тоже?

Константин кивнул:

– Он сейчас живет на даче вашего друга. Все лето увлеченно ходил на рыбалку и так далее.

– И вы совершенно ничего об этом не знаете?

– Только то, что они вполне материальны, ничем не отличаются от вас. Думаю, стопроцентное совпадение по всем показателям. Кровь, отпечатки пальцев, ДНК. У них ваша память, ваши привычки, вкусы, характер. Никаких отличий.

– Но это невозможно!

Константин молчал.

– Я хочу на него взглянуть.

– Не стоит, Максим Алексеевич, право, не стоит. Одному богу известно, чем это может закончиться. А у нас и без того хватает проблем. Помните, я говорил вам о том, что мне не нравится эта погода? Боюсь, что мои подозрения не беспочвенны.

– Объясните.

– Видите ли, Максим Алексеевич, мир – очень сложная штука. И устройство самих врат тоже весьма тонкий механизм. Не зря эти знания так тщательно прятались. Я подозреваю, что история с Никитой что-то нарушила в этом механизме.

– И что теперь?

– Не имею ни малейшего представления. – Константин устало пожал плечами. – Знаний не хватает. Катастрофически. Наши предшественники уж очень старательно прятали их. Настолько тщательно, что почти все утеряно. То, что нам известно о вратах, – это даже не крохи, а крохи крох, если так можно выразиться. Правда, есть один чудом сохранившийся текст, но его очень сложно понять. Видите ли, это не научный труд в нашем понимании, не руководство по эксплуатации. – Он усмехнулся. – Нелепое сравнение, простите. Это записки одного из членов ордена. Его личные наблюдения, выводы, предположения. И весьма проблематично понять, что из этого достоверная информация, а что – догадки.

– И что там, в этих записках?

– Я понял только одно: что можно вообще разрушить грань, понимаете? Пробить такую своеобразную дыру во времени и пространстве. А если это случится… Я даже предположить не берусь, чем все может обернуться. Если верить записям, такое случалось уже. И тогда все заканчивалось очень печально.

– И вы думаете, что нынешний нелепый дождь – это преддверие конца света? Этого самого разрыва?

Константин только пожал плечами.

– Я могу взглянуть на эти записки?

– Они сделаны на одном из мертвых языков, вы все равно ничего не поймете.

– Если я правильно вас понял, то чашечка качается и вот-вот упадет, а наш общий знакомый помогает ей раскачиваться.

– Вы правильно поняли. Конечно, дать стопроцентную гарантию, что именно действия Никиты привели к нынешнему положению дел, нельзя, но, похоже, все именно так. Это отсечение голов… Он что-то задумал, какой-то обряд, не знаю, может, надеется вернуть себе прежнее состояние.

– А такое возможно?

– Не знаю, правда не знаю. Господи, я до конца не могу поверить. Порой мне становится страшно. Я ведь с детства в этом варюсь. Приобщен, так сказать, к тайному. Но до этого момента я воспринимал все, как бы вам объяснить… несерьезно, что ли, как некую игру взрослых дядек. Игру серьезную, с борьбой за сферы влияния, за деньги, за возможности, игру, в которой смерть – обычное дело. Но все это было в рамках обычного, объяснимого. Все эти древние штучки воспринимались мной как некий атрибут, как дополнительные возможности. Хорошо иметь на своей стороне людей с выдающимися способностями. Когда у тебя в подчинении человек, который способен, находясь на земле, управлять сознанием пилота боевого самолета, – это, знаете, формирует некий образ мыслей и жизни. Проблема в том, что мы заигрались. Мы влезли в сферы, запретные для смертных, понимаете? Я стал молиться. Каждый день я начинаю с молитвы, только вряд ли он услышит меня. За грехи надо платить. – Константин замолчал, рассматривая свои ботинки.