Валентин Ковалев - Фэнтези

Все и вся играют свои роли. Гениальные - и бездарные, главные - и незаметные в общей массовке. Кто добровольно и осознанно, кто по принуждению, кто и вовсе не подозревая о представлении. Кому-то нравится играть, кому-то нет. Кто-то безразличен к своим и чужим ролям. Кто-то играет вдохновенно, а кто-то спустя рукава. Кто-то играет другими, кто-то пишет для них сценарий. Кто-то - или что-то, по большому счету, никак не может быть артистом, но играет в ролях других какую-то - когда малую, а когда и определяющую роль в пьесе.

Вот наше дневное светило - артист экстра-класса. Одномоментно может играть множество ролей. Одна из них - "Светить, и никаких гвоздей!". По сути, громадное раскаленное небесное тело играет роли светильника и обогревателя, представая перед нами небольшим желтеньким пятнышком в небесах. Или все наоборот? Может это яркое пятно на небосклоне, выступавшее ранее в амплуа могучих божеств, изображая сегодня бытовые приборы все же играет главную роль?

А вот его единопламенные родственники - звезды - серебряные шляпки гвоздей на темном бархатном занавесе небесной сцены. Некоторые из них в непредставимое число раз больше Солнца. Но человеку не дано охватить взглядом и разумом такие величины, и взирая на них, он видит лишь роли маленьких антуражных светильников.

Вот еще одно относительно небольшое небесное тело в этом мегалитическом театре - Луна, Селена. Как еще на протяжении всех прошедших веков называло человечество спутник Земли и какие роли ему приписывало? Каждому свое, но пусть пока оно будет лишь тусклым зеркалом, отражающим крупицу величия Ра и слегка рассеивая ночной мрак, когда занавес облаков отдернут.

А сама Земля? Какая роль ей ближе - колыбель человечества, мать всего что произрастает и ступает на ней, наш дом или лишь кусочек твердой материи, песчинка в непредставимых просторах Вселенной?

Как бы то ни было, скользнув по солнечному лучу, отразившемуся от зеркала Селены в утыканных шляпками звезд темных безднах небес, обратимся к поверхности нашей планеты, где не довольствуясь этим рассеянным светом, прильнули к земле города, затмевая мягкий лунный свет тысячами электрических солнц и миллионами таких же звезд. Вроде бы их роль и однозначна, но не претендуют ли они на лавры далеких светил?

Обычный город, привычная улица, зажатая в ущелье человеческих муравейников с квартирами-сотами. На первом этаже над прозрачным фасадом дорогого ресторана светится неон. Внутри оригинально поставленный свет выхватывает из полумрака островки, как бы отгораживая занавесью полутьмы сидящих за разными столами друг от друга. Сейчас достаточно рано, посетителей немного - до разгара веселья еще далеко. Приятная ненавязчивая музыка медленно плывет по залу. Почти у самой стеклянной стены накрыт столик на двоих. За ним мужчина и женщина. На ней бордовое платье, открывающее руки и часть спины, которое с небольшой натяжкой можно считать вечерним, скромная золотая цепочка и такие же сережки с небольшими камешками под цвет платья. Прическа явно уложена совсем недавно в салоне. Стройная фигурка, точеная шея, милое личико с почти незаметными следами профессионального макияжа, подчеркивающего чувственность губ и немного, совсем чуть-чуть, скрывающего мелкие морщинки в уголках глаз, рука, вполне ухоженная, хотя и не холеная, держит тонкими пальцами с накладными ногтями бокал, в котором играет свет на белом вине. Загадочно блестят глаза, на губах играет улыбка. Сегодня женщина играет роль светской львицы. И не важно, что она частенько фальшивит, ведь не так уж часто выпадает ей эта роль, все больше другие играются - роли бухгалтера в заштатной конторе, соседки по снимаемой на двоих с "почти" подругой квартире, просто одинокой разочарованной женщины - массовка, в общем. Но сегодня она светская дива. Хотя бы для себя. Хотя бы ненадолго. Изредка всплывает где-то на периферии мышления - а не разыграть ли перед своим кавалером (потом, когда он предложит заехать к нему на палку чая) еще и роль недотроги, ну, или хотя бы попробовать? Но тут же кто-то разочарованный в жизни и практичный в ее голове обрывает: "Не зарывайся, подруга, кому ты нужна, и так уже второе свидание". Да и естество требует своего - давно уж никого не было. И от этого требования что-то вздрагивает внизу.

Ее партнер, лысеющий и полнеющий мужчина в хорошем костюме и с массивной золотой печаткой на толстеньком коротком пальце, сыплет остротами, возбужденно поблескивая масляными глазками, одной рукой слегка проворачивает на столешнице рюмку с коньком, второй легонько - пальцами, поглаживает протянутую к нему кисть руки подруги. Алкоголь и гормоны легко ввели его в роль неотразимого Казановы. Сейчас и здесь он сам Савва Морозов. Ну и что, если на самом деле он только мелкий предприниматель, подержанный "мерин" требует ремонта, в спальном районе в трехкомнатной квартире ждет давно надоевшая жена, любимая дочка и иногда беспокоит треклятый артрит? Сегодня "Савва" гуляет. Он сама неотразимость и щедрость, ему доступны все роли. И пусть завтра, взглянув утром на помятое лицо своей сегодняшней избранницы, он с удивлением подумает, - "и что я в ней нашел?", - и пожалеет о потраченных времени и деньгах, но сегодня еще не спущен пар и алкоголь играет в крови, и все складывается просто чудесно.

К столику подходит официант. Внешне - суть половой в старинном русском трактире. Играет роль безупречно. Большо-ой артист. Ну если и подал вместо заказанного дорогого коньяка что подешевле, а даже если и в блюдо этому жирному борову плюнул - а шо, зажимать чаевые это по совести? - да и не одну ведь роль можно играть сразу, может он революционер, вот.

А за стенами небеса, и так невидимые из-за искусственного освещения, совсем растворились в космической черноте. Невдалеке от входа в ресторан, втайне завидуя представительному виду швейцара у дверей, доблестно несет дежурство то ли полицейский, то ли милиционер. Он и сам еще не разобрался, что ему ближе, но роль ведь никто не отменял, а вот что играть - тут суфлера нет. Равнодушный взгляд скользит по редеющей череде прохожих, не особо задерживаясь даже на откровенно бомжеватом мужичке. Роли философов, даже для стражей порядка, вовсе не чужды.

А играющий роль обтрепанного, слегка сгорбленного, или лучше сказать согбенного, бомжа, от одного вида которого хочется заткнуть нос, нимало не обращая внимания на окружающих, шествовал вдоль по улице, инспектируя урны, поглядывая на прохожих и что-то бормоча себе под нос. Иногда помогая своим утверждениям жестами рук, в одной из которых обреталась засаленная до такой степени матерчатая сумка, что ее легко можно было принять за кожаную.