Григорий Шаргородский - Заблудшая душа. Переселенец

Лован все же свалил одного горца из напавшей на него пары, но к нему тут же подскочило еще одно дитя гор. Один из горцев оставил Лована и метнулся ко мне.

Как и следовало ожидать, бросок ятаганом получился в высшей степени неуклюже и железяка лишь немного зацепила довольно крупного наемника рукоятью по спине. Но этого хватило, чтобы отвлечь его от Лована. Центурион не стал дергаться вслед стартовавшему в направлении меня наемнику, а прикончил оставшегося противника.

Из оружия у меня имелся только тридцатисантиметровый прямой кинжал легионера и изогнутая миниатюрная копия ятагана на поясе уже затихшего горца. Кинжал наемника был немного длиннее, но тоньше моего, и это навело на определенные мысли.

Мини-мародерка заняла меньше секунды, и я постарался встать в стандартную стойку дари. Имитатор «младшего брата» – легионерский клинок – в левой руке направлен острием в сторону бросившегося ко мне горца, а чужой кинжал, имитируя «старшего брата», застыл в обратном хвате горизонтально, на уровне лица. Раскоряченное в низкой и довольно необычной стойке тело старика в нелепом панцире немного озадачило атакующего горца, но останавливаться он не стал. Горизонтальный удар был очень хитрым – подобие ятагана извернулось в опущенной руке наемника и с вывертом пошло снизу вверх. Заменитель «младшего брата» со скрежетом сместил направление удара и помог ятагану уйти дальше. Разворот по часовой стрелке вдоль правой руки противника начался хорошо, а вот закончился не очень – я упустил из виду кинжал горца, который до этого спокойно находился себе в ножнах. Он вдруг оказался в руке наемника и очень неприятно заскрежетал по моим ребрам, угодив в стык панциря.

Боль пришла почти сразу, но мне все же удалось завершить хоть и неуклюжий, но классический прием дари. Заканчивая разворот, как бы прокатываясь вдоль руки горца, я, оказываясь правым боком к противнику, помог ему довернуться ко мне спиной с помощью толчка правым локтем в плечо. Затем, продолжая движение вокруг своей оси, той же рукой наотмашь полоснул трофейным кинжалом по голому загривку. На этом бой закончился, потому что мой противник вдобавок к ране на шее получил два арбалетных болта в бок. Но это я заметил мельком – боль заставила рухнуть на траву, свернуться калачиком и не давала даже вздохнуть.

Рядом тут же оказался уже знакомый целитель – Выир прихватил сельского лекаря с собой, и, как оказалось, не напрасно.

– Посмотри остальных, – прохрипел я, едва не задохнувшись, когда стащили панцирь и плеснули на рану жидким огнем.

Целитель ничего не ответил, ткнув мне в зубы какую-то пробирку. В голове мелькнуло опасение, как этот эликсир уживется с принятыми ранее магическими зельями, но боль в боку просто убивала. Меня вновь обожгло, теперь уже изнутри.

Целитель куда-то исчез, а его место занял один из «медведей», принявшийся сноровисто зашивать рану.

Эликсир сработал, и через пару минут мне стало легче, что дало возможность поинтересоваться потерями в нашем отряде.

Выир был серьезен, но не выглядел особо расстроенным.

– Из погибших у нас трое, для такого боя очень неплохо – я боялся худшего. Один лег рядом с вами. Есть тяжелые, но целитель обещал, что жить будут. Похоже, они спешили достать вас, поэтому не тратили времени на добивание. Ловану проткнули руку и попортили лицо, а так ничего страшного. – Седой здоровяк горестно вздохнул.

– Что случилось? – напрягся я, подозревая неприятную новость.

– Ваша милость, простите старого идиота. Не углядел.

– Кого?

– Да вас же.

– Тьфу ты! – раздраженно сплюнул я. – Не бери в голову, косолапый. Ты все делал правильно.

– Ваша милость, вы для меня столько сделали. И внуку помогли. Знайте, что теперь любой приказ…

– Так, стоп, – оборвал я растроганного сотника. Но его слова заставили задуматься. В голове почему-то мелькали сюжетики мыльных опер и индийских фильмов. Идиотизм полный, но что я теряю? Лован был далеко, и его как раз оперировали. Поэтому я решился на авантюру, руководствуясь только бредовыми надеждами. – Выир, жить мне осталось всего ничего. У меня есть сын, незаконнорожденный, но все же родная кровь. Если сможешь ему помочь, то мы будем в расчете.

– Все что угодно, – самозабвенно стукнул себя в грудь сотник. Звук получился, как будто кто-то ударил молотом в деревянную бочку. – Но я его не знаю.

– У него будет мой фамильный перстень. – Я показал сотнику серебряный перстень с волком, вновь поражаясь бредовости этой идеи. – И еще, он рискнет назвать тебя косолапым.

– Клянусь, – со всей серьезностью сказал «медведь», что окончательно сделало наш разговор диалогом из индийского кино. И что самое интересное, насчет того что у генерала есть незаконнорожденный сын, я не врал, но ему кольцо не достанется.

К счастью, эту бредовую сцену прервал Лован, который, морщась от боли, занял боевой пост поближе к объекту контроля, то есть ко мне.

– Как там насчет штурма? – поинтересовался я у немного смущенного сотника.

– С этим все в порядке. Наемников перебили, челядь повязали, а хозяин ждет беседы с вами и очень ругается.

«Ругается» – это мягко сказано. Советник третьего ранга Ринадо Корса вопил так, что, наверно, было слышно в резиденции наместника, расположенной в двух кварталах от места беседы. Советник очень расстроился, и я его понимал. «Медведи» не придумали ничего лучшего, как подвесить высокого и при этом очень худого мужчину к стропилу в главном зале особняка. Веревка проходила под мышками, и советник смешно дергал руками и ногами, а подтянуться ему не позволяла физическая подготовка. Но, несмотря на неприглядный вид, Корса продолжал вопить, обещая всевозможные кары и «медведям», и мне лично.

После смерти Дархата я хотел посмотреть в глаза заказчику убийства и задать всего один вопрос: за что? Но как только Секира назвал имя, вопросы больше не имели смысла. Все было просто, как мычание, и оттого становилось еще хуже. Местный глава военного ведомства не хотел повторить судьбу своего койсумского коллеги и решил ударить на упреждение. Как говорится, нет генерала – нет проблемы.

Возможно, только сейчас я по-настоящему начал понимать серьезность всего, что происходит со мной. Моя боль и страх ничто перед жизнями людей, даже не догадывающихся о замыслах графа и амбициях мелкого человечка Ивана Боева.

Да уж, хорошо я выполнил приказ Гвиери не высовываться и не нарываться на неприятности.

Мне стало тошно в прямом и переносном смысле. Говорить с изрыгающим проклятия человеком больше не хотелось. Да и жить тоже. Мир начал терять реальность и покрываться мелкими трещинками равнодушия. Тело бросало то в жар, то в холод, и хотелось одного – чтобы все это скорее закончилось.