Екатерина Федорова - Четырнадцатая дочь

Каганский сын шагнул к ней, склонился над ухом, пугающе ровно прошипел:

– Это боги! Демоны все те, кому поклоняются здесь, в Анадее. Кстати, ваша Сила, о Элсил моей души, это дар Триры. Он есть у меня, потому что я сын правителя, которого благословила великая богиня. Но почему он есть у вас… Я вижу только одно объяснение: вы предназначены самой богиней мне в супруги. Припоминая ваш рассказ о вашем происхождении, я полагаю, что Справедливая Трира решила влить в наш род кровь первого Тарланя. Зачем, не знаю, очевидно, в этой крови есть некая Сила. Настанет день, и либо мы, либо наше дитя приведет всю проклятую Анадею к истинной вере. К вере в Триру, да озарит ее справедливость весь мир!

После чего Таркиф вышел, хлопнув дверью. Таня опустила руку, комкавшую покрывало у подбородка, упала на кровать, задумалась.

В придачу ко всему будущий женишок еще и фанатик. Ее спасет лишь побег.

Вот только как достать платье и выйти из дома? Конечно, можно изобразить дикую влюбленность, вдруг да проникнется, выпустит погулять…

Но Тане этот тип казался слишком склизким, чтобы решиться на подобное. И она сомневалась, что ее способностей к актерству хватит до победного – то бишь постельного – конца.

Она поднялась с кровати, доковыляла до окна. На тяжелой металлической раме оттенка бронзы не было ни ручки, ни запора. Таня подергала ее за край, но та не поддалась. Заклятие или какая-то хитрая задвижка?

С досадой тряхнув головой, Таня повернулась к окну спиной и принялась расхаживать по тесной комнате из угла в угол. Хоть ноги потренирует.

В сумерках под окнами еще два раза проходила процессия, предлагавшая всем миром бороться с котами и их укрывателями.

Когда местное светило зашло и в комнате сгустилась тьма, пришла Аюзанна и принесла один флиг, зачарованный факел. Засунула его в кованый держак, прикрепленный к стене напротив кровати, с легкой усмешечкой пожелала спокойной ночи.

Таня, как раз в этот момент стоявшая у окна, печально всхлипнула в ответ.

– Благородная Аюзанна, боюсь, что эта ночь не будет спокойной. Здесь под окнами все время ходят какие-то люди, грозятся, кричат про котов…

Служанка притормозила, развернулась и хихикнула:

– Это вы про наших кошкодавов, что ли? Не волнуйтесь, они приличные ребята, у меня вон кузен с Затечной улицы недавно вступил в их союз. Добрых людей, не укрывающих кошек, они не трогают.

– Но крики… – заволновалась Таня.

Аюзанна махнула рукой:

– Говорю же, не бойтесь. И спите спокойно, по ночам наши кошкодавы не кричат, по ночам они демонских пособников ловят.

Сказанное Таню мало обрадовало, потому что теперь она подумывала бежать именно ночью. И бродящие в ночи ловцы демонских пособников ей могли помешать. А с другой стороны, там, где бесчинствует какая-нибудь лига или союз, не бывает жулья и грабителей. Может, все к лучшему?

А вот интересно, кого в этом городе избрали на роль демонских пособников?

Она, может, и додумала бы эту мысль, но тут Аюзанна, выходя, широко распахнула дверь. И Таня узрела в просвете между косяком и ее юбками мужчину, сидящего на корточках. Комнату сторожили, причем давно, раз страж успел утомиться и сползти вниз по стеночке.

Значит, Таркиф не полагается на одну свою магическую Силу. Сбежать будет непросто. Из комнаты не выпускают, за дверью страж, окно закрыто.

Таня прикусила губу и отправилась делать зарядку. Остановилась она, когда на лбу уже выступила испарина и сил хватило только на то, чтобы доползти до кровати на дрожащих ногах.

Ночью и впрямь никто не кричал.

На следующий день с утра в ее комнату приволокли большую деревянную бадью. Переноской занималась Аюзанна вместе с хмурым громилой, у которого за пояс была небрежно заткнута парочка кинжалов. Жаль, что с кровати, на которой Таня изображала скромную княжну, натянув до носа покрывало, нельзя было увидеть кусок коридора за дверью. Похоже, к переноске бадьи привлекли как раз ее стражника.

Потом громила принес два ведра с горячей водой, Аюзанна – полотенце и свежую рубашку. Таня с придыханием поблагодарила служанку, получив в ответ покровительственную улыбку. Дождавшись, когда все уйдут, Таня принялась мыться.

Размазывая по коже липкое и мягкое, как разогретый пластилин, мыло, она обдумывала план предстоящего побега.

Покончив с планом, Таня некоторое время бездумно обливалась водой. Тело почти оправилось от недавней слабости. Она прогнулась, не обращая внимания на брызнувшую по полу воду, радуясь тому, как мягко и легко подчиняются мышцы. И нет ни звона в ушах, ни головокружения.

Затем неожиданно вспомнила о некоем подозрительном обстоятельстве. В Анадее Таня жила уже больше двух месяцев, а именно шестьдесят восемь дней, и все это время ее ни разу не побеспокоила та самая проблема, которая беспокоит всех юных (и не очень юных) дев раз в месяц. Долгое время она списывала эту оплошку своего организма на перемену климата, а заодно и смену планеты вместе с прилегающей к ней звездной системой. Но теперь, пожалуй, нужно было поискать другое объяснение. Похоже, над ней все-таки прочли заклятие «пустоцвета». Или ночью, пока она спала, или в некий момент, когда она, отвлекшись, не заметила за своей спиной быстрого бормотания с легким прикосновением…

Вот и славно, подумала Таня. В чужом окружении, считай в плену, не до этого. Тем более накануне побега.

Аюзанна пришла как раз тогда, когда она вылезла из бадьи. С могучей руки служанки свисало платье.

То ли Таркиф знал о нравах Тарланьского дома, то ли в его Серендионе были схожие обычаи, то ли просто в Аретце была такая мода, но юбки сливового одеяния стелились по полу ладони на три. К платью прилагались башмачки – невесомые шелковые лепестки того же цвета, с белым подбоем.

Бежать в таком платье будет крайне затруднительно, решила Таня. Сливовый шелк она затянула шнуровкой, удивившись непривычно маленькому вырезу. В Фенрихте у Тарланей декольте были пообзорнее.

Аюзанна споро вычерпала ведрами воду, потом вместе с громилой унесла бадью. За завтраком Таня рискнула попросить нож, которого на подносе не было. Заявив, что желает потоньше нарезать хлеб.

Аюзанна отказала. Как и следовало ожидать.

Честно говоря, Таня сомневалась, что может представлять кому-то угрозу, вооружившись столовым ножом. Ей стало смешно, она фыркнула, и в таком веселом настроении пребывала до тех пор, пока не появился Таркиф.

На этот раз господин каганский сын благовоспитанно постучал и даже спросил из-за двери:

– Можно ли мне войти, о Элсил моей жизни?

Таня ухмыльнулась, потом усилием воли превратила свою ухмылку в благообразную улыбочку. Пропела, вставая с кровати:

– Прошу вас, благородный господин Таркиф, входите.