Андрей Колганов - Жернова истории 3

Осторожный директор Института прикладной минералогии и член Геологического комитета ВСНХ не называл ни местоположение найденной россыпи, ни что именно из полезных ископаемых там обнаружено. Но, будучи немного в курсе обстоятельств, связанных с работой экспедиции Сергея Владимировича Обручева, я догадался, что речь идет об алмазах.

На следующий день, в нетерпении, желая узнать подробности, я с утра зашел к председателю Геолкома Мушкетову и в его кабинете застал Николая Михайловича. Поздоровался с присутствующими. Федоровский кивнул головой этак вбок:

— Вот, знакомлю начальство с результатами. Заодно и вы послушайте, если интересно.

— Конечно, за этим и пришел!

Дмитрий Иванович, как хозяин кабинета, не преминул предложить:

— Прошу садиться!

Чинно расселись, и Федоровский продолжил свой рассказ. Итак, на реке Мархе найдено рассыпное месторождение алмазов. Доля чистых, ювелирного качества, далеко не столь велика, как на Красновишерском месторождении, но зато их там значительно больше.

— А коренное месторождение нашли? Кимберлитовую трубку? — не выдерживаю и перебиваю рассказчика.

— Пока нет, — с сожалением ответил Николай Михайлович.

Это, конечно, плохо. Трубка дала бы существенно больше добычи. Но, с другой стороны, с рассыпного месторождения взять алмазы в летний сезон не сложнее, чем то же золото. А вот организовать в глухом углу Якутии (которая и сама по себе – глухой угол) масштабные вскрышные работы, наладить технологию обогащения алмазоносной породы и обеспечить извлечение из нее желанных камушков – тот еще геморрой…

— Какие вести от Архангельской экспедиции? — продолжаю интересоваться у Федоровского.

— Ничего обнадеживающего, — энтузиазм Николая Михайловича немного сник. — Никаких находок, которые указали бы на алмазы, на поверхности нет. Разведочное бурение дало кое-какие косвенные признаки. Но, как бы это сказать точнее… — последовала секундная пауза, — весьма туманные.

Печально, конечно. Но что же ты хотел? Чтобы все само упало в руки? Да и найдут кимберлитовую трубку – и что? Даже в мое время разработка месторождений в долине Золотицы оказалась делом весьма трудноподъемным, а уж теперь…

Да, тяжело отдавали недра свои тайны. При разведке колымского золота опять погибли люди – уже в преддверии осени, на обратном пути, столкнувшись с таежным пожаром. Уйти от огненного вала сумели не все. Один, глотнув дыма, потерял сознание. Другой, пытаясь вытащить упавшего, попал под падающие сверху горящие ветви, и получил сильнейшие ожоги, оказавшиеся смертельными…

Но что же делать? Не будет валютных резервов, придется платить зерном, которого только-только хватает на внутреннее потребление. А это тоже людские жизни… В моей истории нехватка зерна для экспорта была одним из факторов, спровоцировавших силовое решение вопроса о коллективизации. Этого надо избежать – во что бы то ни стало.

После работы, вернувшись домой, застаю там нового человека. Дама, лет сорока с хвостиком, красотой не блещет, хотя отталкивающей ее тоже не назовешь. Очень опрятная и аккуратная, хотя бедностью от нее тянет за версту, несмотря на все попытки сохранить лицо.

— Вот, Мария Кондратьевна, разреши тебе представить, — это мой зять, Виктор Валентинович Осецкий, работник ВСНХ, — кивнул в мою сторону Михаил Евграфович. Ого! Это меня ей представляют, а не ее – мне. Кто же она тогда такая? Этот вопрос заинтересовал меня настолько, что я даже не стал поправлять тестя: ведь сейчас, после женитьбы, я официально стал Осецкий-Лагутин.

Тесть поспешил развеять мои недоумения, не дожидаясь вопросов:

— Виктор, а это – Мария Кондратьевна Поляницына. Она до революции работала секретарем в моем книгоиздательском заведении в Самаре. А теперь вот осталась без занятия, приехала в Москву и ищет места, — по-старорежимному сформулировал ее проблемы Лагутин. — Меня вот разыскала по старой памяти.

— С местами сейчас проблем вроде бы и нет, — тут же отзываюсь на озвученную тестем проблему, — но ведь не на стройку же ей идти? А вот с канцелярской работой гораздо более туго, — и, обращаясь к нежданной гостье, спрашиваю:

— Кроме секретарской работы, какие-нибудь навыки еще имеете?

— Какие там навыки, — машет рукой Мария Кондратьевна. — Последние годы все больше прислугой приходилось перебиваться у нэпманов да спецов при должностях. Даже поломойкой, бывало, работала. Стряпала, стирала, шила, уборкой занималась…

— Машенька, — голос Лагутина вдруг сделался необычайно мягким и вкрадчивым, — а за детьми вам ходить приходилось?

У меня на языке вертелся тот же самый вопрос, но тесть меня опередил.

— Всяко приходилось, — закивала бывшая сотрудница Михаила Евграфовича, — и с детишками немало довелось понянчиться.

Голос ее при этих словах как-то потеплел, морщинки на лице разгладились, а на губах заиграла легкая улыбка.

— Машенька, дорогая, — разливался соловьем Лагутин, если бы ты согласилась помочь Лидочке с детьми… Ей одной тяжело, а уж о том, чтобы вернуться на работу – и речи нет, а ведь тянет ее туда, я же чувствую.

— Так я с радостью, — откликнулась Мария Кондратьевна, — да вот только в сомнении: не стесню ли вас?

— Ни в коем случае! — тут же откликаюсь, видя, что некая тень сомнения набежала на чело моего тестя. — Михаил Евграфович, — обращаюсь уже к нему, — можно ведь даму в мою съемную комнату подселить, в Малом Левшинском, к Евгении Игнатьевне. Не так уж тут и далеко, с утра и после работы мы и сами управимся, а Марию Кондратьевну можем отпускать, чтобы ей, на ночь глядя, не тащиться.

В общем, полное согласие было достигнуто – и насчет самого факта поступления в домашние работницы, и насчет членства в профсоюзе, заключения договора, — все честь по чести. Оставалось уговорить Лиду, которая хлопотала в данный момент на кухне.

Нелегко нам это далось, скажу прямо. Решающую роль сыграло то, что Лида знала секретаршу отца еще девочкой, по Самаре, и была с ней в довольно свойских отношениях. Напирали мы с Михаилом Евграфовичем, не сговариваясь, вовсе не на то, что молодой маме нужна прислуга, а на то, что другим путем пристроить Марию Кондратьевну никак не получается. Под напором этого аргумента моя жена, наконец, сдалась. Уф, вся спина взмокла, пока дожимал…

А то ведь меня – именно меня, а не Лидочку, — затерроризировали Мессинг с Трилиссером, выспрашивая, когда она, в конце концов, выйдет на работу. У них без нее, видите ли, вся аналитика стоит, и с места сдвинуться не хочет. А уж когда сам Феликс Эдмундович поинтересовался: как дела у моей супруги, как здоровье малышей, не трудно ли ей с ними… и как скоро она выйдет на работу? Вот тут меня пробрало. Меня в этот аналитический отдел так не зазывали, как мою жену, хотя я же видел то впечатление, что производил своими выкладками. Что же она для них такое сотворить сумела? Но стальная чекистка служебными тайнами со мной не делилась.