Андрей Франц - По образу и подобию (СИ)

- После нашествия народов моря мы из просто торговцев превращаемся в народ колонизаторов. Во времена царя Соломона Финикия находится в Ливане. После падения Израильского Царства она перемещается на Крит. Во времена правления Маккавеев Финикия - это уже Карфаген, то есть, территория современного Туниса. Кадис, Утика, Сардиния, Мальта, Палермо - это все заложенные когда-то нами колонии! Мы колонизируем Средиземноморье! Мы изобретаем первый европейский алфавит! Когда греки начали создавать нездоровую конкуренцию в торговле, мы уже давно поняли, что торговать деньгами куда выгоднее, чем товарами. Первые банкирские дома - это опять мы! Это с нами сражается в пунических войнах великий Рим, напрягая последние силы...

- Погоди, - робко попытался протестовать господин Дрон, - вообще-то первые банкирские дома были созданы, вроде бы, в Вавилоне...

- Да?! - Гигантских размеров фига, вылепленная из вроде бы щуплых пальцев историка-медиевиста, выглядела гротескно. А, упершись в богатырскую грудь собеседника, и вовсе рвала всяческие представления о возможном и невозможном в этом мире. - В Вавилоне, значит? Оно, конечно, так! Если позабыть о том, что их первый и крупнейший торговый дом 'Эгиби и сыновья' создан иудеем и принадлежал всю свою историю еврейской семье! Банковские операции, учет векселей по всей Месопотамии и за ее пределами, крупная международная торговля всем, что только можно - это все 'Эгиби и сыновья'. Кредитование сделок по продаже и покупке рабов, скота, лошадей, домов, земель, домашней утвари, черта лысого - да еще заемные письма, на разные сроки, с вычетом процентов деньгами или хлебом... И все это наш банкирский дом! Наш!!!

- И вот теперь, - понурил голову почтенный историк, - приходит тут этакий энтузиаст наук и искусств, Евгений Викторович Гольдберг, и говорит, что, мол, хватит! Все это было ужасной трагической ошибкой. Войны, уничтожение империй, колонизации, захваты экономик крупнейших и могущественнейших держав своего времени... Все это было бяка и кака! Давайте-ка мы про все, про это забудем и с первого числа будущего года постановим считать евреев народом врачей-ученых-композиторов.

- А вдруг это невозможно? - уперся он взглядом в глаза своего собеседника? А вдруг эти самые врачи-ученые-композиторы, изобильно плодящиеся моим народом, это всего лишь побочный продукт? Всего лишь приложение к неукротимой и буйной воле к власти? Этакий придаток к стремлению моего народа обладать, контролировать и управлять? Своего рода сорняк, выросший на обильно унавоженной почве борьбы за место под солнцем? И вот тут я нарисовался, весь из себя красивый. Войны вычеркиваем, торговлю и ростовщичество вычеркиваем, врачей-ученых-композиторов оставляем... А ведь может так случиться, что и не будет их... Вообще ничего не будет... Без этого вот хищнического корня, от которого все и начинается?

- Да, ваши умеют побузить, чего уж там, - задумчиво согласился Капитан. Я когда еще в ГДР служил, довольно близко с одним мужиком сошелся. Меня лет на восемь постарше, майор, разведротой командовал. Подозреваю, меня и в ГРУ потом - с его подачи забрали. Позже уже, когда опять в Россию вернулся, с ним специально встречался - были у меня на товарища кое-какие планы... И водки попили, и армейских баек потравили - не все же о делах. Так вот, у него чуть ли не половина баек о Мише-жиденке была. Нарисовался у него в роте - уже после вывода из Германии - такой кадр. Правда, 'жиденком' его только свои называли. Всех остальных он поправлял: 'Я не жидёнок. Я - жидяра!'. И так, бывало, поправлял, что в медчасти недели три потом у непонимающих консенсус восстанавливался.

Да, так вот этот Миша после дембеля в армии по контракту остался. И вместе с моим знакомцем они в первую Чеченскую и вляпались. По самое, можно сказать, 'не могу'. Короче, в Грозном вся их разведгруппа, которую майору моему тогда лично пришлось вести, в районе консервного завода в засаду влетела. Чехи окружили - кошке не проскользнуть. Орут, мол, "русня, сдавайся!"

Так именно Миша-жидёнок тогда прорыв и организовал. Там в заводской стене пролом был, а Миша к нему ближе всех оказался. Вот, через пролом он и вступил в дискуссию с горячими горскими парнями. Сначала засадил туда из подствольника, а потом, добавив на словах, мол "отсоси, шлемазлы!" подобрался поближе. На расстояние броска. И тут уже каждый свой тезис начал подкреплять РГДшкой в пролом. А поскольку к гранатам он относился нежно и трепетно, исповедуя принцип, что их бывает 'очень мало', 'мало' и 'больше не унести', то дискуссия получилась бодрая, энергичная, с огоньком. Тут и остальные подтянулись, огонька добавили. Ни на ком места живого нет, а на Мише - ни царапины. Вырвались, так он еще и командира на себе одиннадцать километров пер. Как единственный здоровый. Вот такой вот 'жиденок'.

Да и про Рохлина вашего знакомец мой немало тогда порассказал. Тоже жидяра еще тот! Как он раздолбанную в хлам после новогоднего штурма Грозного сборную солянку разбитых частей из города выводил! Выстроил собравшееся "воинство" и с речью к ним. Самыми ласковыми выражениями тогда были: "сраные мартышки" и "пидарасы". Это он так боевой дух поднимал. А в конце так сказал: "Боевики превосходят нас в численности в пятнадцать раз. И помощи нам ждать неоткуда. И если нам суждено здесь лечь - пусть каждого из нас найдут под кучей вражеских трупов. Давайте покажем, как умеют умирать русские бойцы и русские генералы! Не подведите, сынки..." Вот так вот!

- Так что, да, ваши могут...

Над поляной повисла тишина, слегка перебиваемая лишь треском сучьев в костре, едва слышными дуновениями ветра в вершинах деревьев, да одуряющим запахом каши, сдобренной солидной порцией тушеной и абсолютно не кошерной свинины.

- Ладно, - подвел итог бурному монологу своего спутника владелец заводов-газет-пароходов, - это дело надо заесть. Каша, однако, стынет. А на голодное брюхо такие материи решать - оно, знаешь ли... - Капитан как-то невразумительно повертел рукой в воздухе, пытаясь, по-видимому, изобразить, насколько нелепо решать подобные вопросы на голодный желудок. Ясности в обсуждаемые материи сия пантомима отнюдь не добавила, но этого, похоже, уже и не требовалось. Господин Гольдберг выговорился, и ему полегчало. А там уж будь, что будет. Они свое дело сделают. А с мировыми вопросами пускай Творец разбирается. Сам натворил - пусть сам и расхлебывает.

Именно эту нехитрую мысль и принялся втолковывать изрядно сдувшемуся доценту его не утративший присутствия духа приятель. Не забывая при этом наворачивать кашу за обе щеки да похваливать кулинарные таланты Рябого Жака. А также поторапливать меланхолически жующего историка - дабы успеть засветло добраться до постоялого двора. Ночевка в лесу - то еще, знаете ли, удовольствие!