Юрий Раджен - В тени монастыря (СИ)

- Мастер, это что? - нахмурившись, спросил Ярин.

- Твои посудные шкафы, конечно же! - лучась от радости, ответил Елсей.

- Мои? Неужели я бы когда-нибудь мог бы сотворить нечто подобное?

- Ой, ну не надо кривляться, мы и без того знаем, что шкафы замечательные и ты... - мастер Елсей, наконец, посмотрел на Ярина и осекся:

- Сынок, что-то не так? Ухо все еще болит?

Ярин, специально для Елсея, еще раз ткнул пальцем в один из шкафов, и тот вновь пришел в движение, издавая угрожающий скрежет.

- Ну... да, есть небольшие недоработки. Но они всегда бывают, - пробормотал мастер Елсей.

Это было чистой правдой - абсолютно все, что производилось в цехе, имело многочисленные "небольшие недоработки". Как и во всех других цехах Империи, за исключением, может быть, военных. И всем на это было наплевать.

Мастеру было наплевать, потому что он не занимался продажей мебели: его задачей было выполнять план, который раз в две недели привозил отец Пигидий. Именно его Елсей ожидал сейчас - Пигидий должен был забрать готовую мебель и привезти материалы, зарплаты рабочих и план на будущие две недели - что и в каком количестве следует произвести. Подобные планы развозились по всем цехам Империи и составлялись на строго научной основе: безоблачными ночами отцы церкви - и Пигидий в том числе - поднимались на чердаки, и, прильнув к высунутому из окошка телескопу, читали план в положении светил, фазах луны и положении созвездий, и затем дополняли его цитатами из "Звезд и Лун" отца Латаля и выступлений императора Галыка на Всеимперских соборах.

Ярину подобная наука казалась мистикой, но, так или иначе, планы были святой основой работы всех ремесленников Империи: им было необходимо произвести не меньше продукции, чем требовал план, а лучше - больше. Нарушителей периодически вызывали в управу для долгой и разнообразной брани. Дальше дело как правило не заходило, хотя бродили слухи, что при императоре Тарешьяке излишне ленивых распорядителей цехов ссылали или казнили.

Про кривые ножки и незакрывающиеся двери в плане не говорилось ни слова, поэтому мастера Елсея они не интересовали. Пигидию тоже было наплевать - ведь он покупал мебель не для себя, а всего лишь перевозил из цехов в лавки. Продавцы лавок также не обращали на небольшие недоработки внимания - что привезли, то привезли, да и потом, всю выручку они опять же сдавали Пигидию и получали твердый оклад, зависящий не от продажи товаров, а только от количества часов, проведенных в лавке. Парадоксально, но покупателям было тоже все равно. Вероятно, отец Пигидий в обращении с телескопом не проявлял должного тщания, потому что мебель, как и многое другое, была в Назимке дефицитом, и за ней приходилось буквально охотится. После нескольких недель поисков подходящих вещей в магазинах и многочасовой очереди, люди начинали смотреть на колченогие стулья совершенно другими глазами: ведь им досталось хоть что-то! Других вариантов все равно не было. В Латальграде иногда удавалось достать мебель из Щачина, или даже Нимца - но даже в столице подобный товар был редкостью, с еще большими очередями, растягивающимися уже не на часы, а на месяцы: потенциальных покупателей заносили в список и сообразно с ним распределяли дефицит. Знакомство или небольшой подарок распорядителю лавки позволял несколько улучшить свои позиции, поэтому те, кто подобных знакомств не имел, часто с удивлением обнаруживали, что с двадцать девятой позиции они за месяц передвинулись на тридцать четвертую.

Раньше Ярина все это не слишком волновало. Мебелью парень не интересовался - в его крохотную комнатушку все равно помещались только кровать, шкафчик да стул со столом. Он всегда делал свою работу как следует - по-другому он просто не умел - и до сих пор считал это вполне достаточным, чтобы не терзаться угрызениями совести. Да и потом, что он мог со всем этим поделать? Размышления Ярина были прерваны стуком копыт и шумом подъезжающего ко двору цеха фургона отца Пигидия: темно-серого, с тускло блестящим серебристым знаком культа Равенства на боку. С козел степенно сошел уже немолодой гоблин в серых, под стать фургону, форменных робах. Интересно было лицо отца Пигидия: невозмутимость и высокомерие типичного адепта Церкви постоянно сражалось в нем с природным гоблинским стремлением ухмыльнуться, набычиться или скорчить рожу. Пока что побеждало первое, и отец Педигий в маске холодного превосходства степенно сошел с козел, кивнул Елсею и неторопливо двинулся в сторону приготовленного товара.

Рабочие меж тем выгрузили из фургона материалы: доски, краску, стальные болванки и прочие детали, в том числе, несколько замков с блестящими латунными ключами, которые немедленно приковали к себе восхищенные взоры гоблинов. Отец Педигий пересчитывал мебель, и, конечно, не мог не задержаться у посудомоечных шкафов: так же, как и Ярин, он поскреб пальцем краску, открыл и закрыл дверцу... Вдруг, с громким щелчком, открытая дверца отвалилась от шкафа.

- Чудотво-о-орцы, - протянул Пигидий, мерзко растягивая гласные, и на его лице тот час же проступила презрительная, гадливая гримаса, - чароде-е-еи. Тьфу, а не чародеи! Понапридумывают всякой ерунды, а даже дверцы толком подвесить не могут. Лучше б вы побольше стульев да столов делали, план перевыполняли, а так только мозги людям пудрите со своим чудотворством. Все, что нужно, уже давно до вас придумано! Я с самого начала был против этих ваших посудомоечных шкафов - ведь ежу же понятно, что ничего хорошего из них не выйдет. Приятно видеть, что я был прав. Уверен, что сегодня ночью я не увижу ни одного посудомоечного шкафа в звездах. Ишь, распридумывались! Ваше дело - гвозди заколачивать, и не заклинаниями баловаться!

Высказавшись, отец Пигидий сел в фургон и укатил, провожаемый клубами пыли и хмурыми взглядами рабочих. Хмурыми, среди которых был один ненавидящий.

Ярин не был гневлив по своей натуре. Он всегда старался как-то смириться с неприятности, притереться к неудобствам - и до сих пор ему это удавалось. Он привык к своей комнатушке в общежитии, к необходимости делить кухню и рукомойник с целым этажом соседей, к невкусной и однообразной еде, к очередям в магазинах - только сейчас он понял, как ко многому успел привыкнуть за столь короткое время! Он все равно не мог бороться с несправедливостью экзаменаторов Академии или жестокостью здешних эскулапов - но оба раза он смог найти обходные пути и как-то устроить свою судьбу. Парень в целом предпочитал перестройке мира уход в себя, в волшебство, в иллюзии - но сейчас он снова ощутил, как все-таки ограничена его жизнь в Империи, ограничена не разумом, не законами природы, а старым кретином, не сделавшим за всю свою жизнь ничего, кроме наблюдений за звездами и чтения написанных сотню лет назад книжек какого-то полоумного эльфа... Да что ж за вашу мать?!