Тамара Вепрецкая - Сантрелья

Вердикт был вынесен, тайна Тартесса похоронена на полтора столетия. Я расхохоталась. Мои собеседники решили, наверное, что я начинаю сходить с ума. Молодой ученый осторожно взял у меня из рук драгоценные копии и, медленно, подбирая слова, чтобы не обидеть меня, так как не знал причины моей неадекватной реакции, промолвил:

— Николас поверил русскому «авантюристу». Я тоже верю ему. Тем более что до тринадцатого века такой замок все же упоминается в источниках. Я думаю, сеньор Тортига также не сбрасывал со счетов эту информацию.

— И правильно делал! — воскликнула я. — Ибо и такая рукопись существует! Более того, она сейчас у меня!

Настала очередь моих компаньонов издать вопль удивления. Пакет с двумя драгоценными папками, манускриптом и отчетом Николая, я всегда носила с собой. Я даже не оставляла его в машине — мало ли что! И теперь я торжественно извлекла папку с древним документом и провозгласила:

— Этот манускрипт одиннадцатого века написан моим соотечественником, чья судьба каким-то образом оказалась связанной с Испанией. Написан он на трех языках, тех же самых, которые названы в статье. Я еще не успела прочитать его, потому что получила его прямо перед поездкой. Попал он ко мне случайно от его сегодняшнего владельца господина Ра-х-манова. Дело в том, что из поколения в поколение рукопись передавалась старшему сыну в роду Рахмановых. Вероятно, ошибка в фамилии в газетном сообщении происходит из-за неправильного написания фамилии латинскими буквами. Допускаю, что путешественник Рахманов не знал испанского языка и писал свою фамилию на английский манер, через букву «аче» — R-A-H-M-A-N-O-V. При произнесении этого слова на испанском звук «ха» выпал, потому что буква «h» — непроизносимая. Так что, полагаю, речь здесь идет об одной и той же фамилии, а значит, и об одной и той же рукописи.

— Вы случайно не историк? — полюбопытствовал Альварес.

Я смутилась и кивнула.

— Дон Мигель, это пока просто рассуждения. Давайте заглянем в рукопись, — призвала я его.

И тут мне вспомнилось, как мой современник Рахманов настаивал на передаче мне рукописи, считая, что она может пригодиться мне в поездке. Я ощутила какую-то светлую благодарность к этому человеку за его неравнодушие и интуицию. Он даже не забыл приложить копию трехъязычного оригинала.

Я дала испанцам эту копию, чтобы они попытались найти факты, упомянутые в газетной заметке, а сама стала листать русский текст. Минут пятнадцать все сосредоточенно изучали материал. Испанцам, видимо, пришлось сложнее: они имели дело с древним текстом на старо-испанском языке. Вероятно, поэтому честь обнаружить искомое выпала мне. Я возбужденно продекламировала:

— «Итак, я поселился в доме господина Ордоньо — в его замке Аструм Санктум».

— Все сходится, — радостно потер руки Андреас. — Имя владельца также совпадает.

— А Тартесс он не упоминает? — поинтересовался Мигель.

— Пока мне не попалось, — ответила я. — Надо весь документ прочитать повнимательнее…

— Мне кажется, этого уже достаточно, чтобы убедиться, что сенсация возникла не на пустом месте, — перебил меня Андреас. — Перед нами теперь та же задача, что и перед учеными прошлого века, — найти замок.

Все немного сникли, радостное возбуждение сменилось унынием. И тогда я поняла, что не зря приехала в Испанию. Похоже, моя миссия обретала смысл, по мере того как я обретала прозрение.

— Нет, наша задача несколько иная, — медленно проговорила я. — По-моему, все мы здесь знаем, где находится замок Аструм Санктум.

В полной тишине все обратили на меня вопрошающий взор.

— Замок Аструм Санктум, — продолжала я, также тщательно подбирая слова, — по всей вероятности, расположен в Сантрелье.

— Ну, конечно же! — восхищенно всплеснул руками Карлос.

— А почему? — удивился Андреас.

— Да, хотя бы потому, — ответил ему Мигель, — что туда направился Николас. Может быть, это и не тот замок. Но он, видимо, принял его за тот. Он мне ничего не сказал перед поездкой. О встрече здесь, в Севилье, назначенной на вчерашний день, мы условились еще в Мадриде, до его поездки по Андалусии с севильскими коллегами. По-видимому, все это время он размышлял, сравнивал, анализировал.

— И нашел! — воскликнула я. — Я думаю, я тоже нашла. По-моему, это не просто замок, куда поехал Коля. Это тот самый замок. Фамилия владельца была, кажется, Эстелар, так? Не от латинского ли слова «стелла» — «звезда»? Слово «аструм» также означает «звезда» по-латыни. Слово «санктум», на мой взгляд, вне всякого сомнения, значит «святой». Вспомните хотя бы слова из католической молитвы: «Эспириту санкти» — «Святой дух». Итак, замок назывался Санта Эстрелья.

— Ну и причем тут Сантрелья? — нетерпеливо перебил Карлос.

— Эх, вы, испанцы! — возмутилась я. — Я, русская, должна расшифровывать для вас ваш родной язык! Я не знаю, откуда возникло это название, но думается, что Сантрелья — что-то вроде сократившейся со временем формы от «Санта Эстрелья».

Сначала я произнесла вслух эту разгадку и лишь затем осознала, что нашла ответ не сама. Какая-то сила, что-то свыше помогало мне. Реакция моих спутников подтверждала, насколько неожиданными оказались эти последние полчаса, когда одна за другой стали вдруг сами собой укладываться маленькие частички головоломки, создавая вполне определенную картину.

— Санта Эстрелья! Действительно, Аструм Санктум — святая звезда, — воскликнул Мигель Альварес. — Сантрелья!!!

Росалес громогласно расхохотался и обнял меня, выражая тем самым свое поклонение. Карлос, мой галантный Карлос, вымолвив что-то вроде: «Потрясающе!», бережно поцеловал мне руку. Все пребывали в несколько приподнятом состоянии духа. А я стояла в растерянности и смущении, будто принимала не свои лавры. Взгляд мой был устремлен в никуда. Когда же я поймала фокус, я встретилась взглядом с мраморным поэтом-романтиком, и мне на мгновение почудилось, что именно он, Густаво Адольфо Беккер, и помог мне разрешить эту проблему. Но именно он теперь подсказывал мне, что надо действовать дальше, немедленно, не теряя ни минуты.

— Друзья мои, — обратилась я к своим спутникам, — теперь мы знаем, что Николаса надо искать в замке Сантрелья. Надо ехать туда!

Я инстинктивно повернулась к памятнику, словно советуясь с ним. Я стояла, поглощенная своими мыслями, не в силах расстаться с поэтом и запоминая его черты. Внезапно за моей спиной голос Альвареса вдохновенно продекламировал:

— Действительность создавая