Диана Удовиченко - Меч Ронина

Дану очень не понравился тон мужика. Кем бы ни была загадочная госпожа, его такой ответ не устраивал. Карасу больно вцепился когтями в плечо, намекая, что неплохо бы прибегнуть к дипломатии. Дан попытался:

– Мне нужно увидеть Кумико. Есть у вас такая девушка? Я заплачу.

В доказательство предъявил серебряную монету. Охранник презрительно скривил жирную рожу:

– Это дом для важных господ. Ступай отсюда к рынку. Там заведения для таких, как ты. – И попытался захлопнуть дверь.

Дан подставил ногу, одновременно поднес острие вакидзаси к горлу здоровяка. Тот сразу подрастерял весь боевой задор.

– Где Кумико? – тихо и раздельно проговорил Дан.

Охранник только разевал рот, как рыба, вынутая из воды. Поняв, что сейчас парень придет в себя и разорется, Дан саданул его в солнечное сплетение, подождал, когда тот согнется пополам, толкнул назад, освобождая дорогу. Вошел, для надежности ударил еще сверху, по затылку. Охранник свалился мешком и затих. Дан огляделся. Он стоял в небольшой прихожей, отделенной от остального дома несколькими дверями-задвижками.

– Не могу осуждать тебя, Акира, – светски заметил тэнгу. – Никогда не любил грубого обращения. Однако к нам бегут еще двое.

С улицы в дом ворвались еще два охранника с дубинами. Дан выхватил катану, принял боевую стойку. Он не ожидал, что веселый дом так хорошо охраняется. Кровавая резня в борделе не входила в его планы, ну да что поделаешь…

– Оставьте его, – вдруг произнес нежный голосок.

Одна из дверей отодвинулась, в прихожую шагнула хрупкая девушка. Яркое кимоно, размалеванное лицо, высокая прическа – именно так Дан представлял себе гейш. Кумико, подсказала память Акира. Вот она, Кумико. Наконец он дошел, нашел любимую…

На мгновение в нем обострились чувства самурая, и Дан увидел девушку глазами влюбленного. Она была прекрасна, нежна и свежа, словно окружена невидимой дымкой, которая делала ее самым восхитительным существом на свете. Он мысленно встряхнулся, отогнал романтический флер. И тогда увидел Настю…

Уголки накрашенных алым губ едва заметно приподнялись, узкий черный глаз подмигнул. Дан сразу успокоился. Вид у подруги, конечно, был странный и непривычный, но несчастной она не выглядела.

– Но, Кумико-сан… – кланяясь, возразил охранник. – Он недостоин…

Настя строптиво вздернула голову:

– Разве ты здесь определяешь, кто из гостей достоин внимания? Разве за это я тебе плачу?

Мужчина низко поклонился:

– Прости, Кумико-сан.

Настя повелительным жестом отпустила его.

– Входи, доблестный ронин, – пропела она сладко. – Отдохни в приятном обществе, выпей сакэ, послушай нежные звуки сямисэна.

– Полечу охотиться, – едва слышно проскрипел на ухо Карасу. – Вижу, Акира, тебе пока не нужна моя помощь.

Дан приоткрыл дверь, выпустил ворона, сам послушно двинулся за подругой, решив, что это ее игра и надо подчиняться. В просторной комнате сидели несколько мужчин, их окружали размалеванные гейши. Одна из девушек наигрывала на сямисэне, пела тоненьким голоском. По знаку Насти слуга подал Дану чашку, налил сакэ.

Подруга уселась рядом, незаметно подмигнула ему, кокетливо обмахнулась веером, затеяла весьма куртуазную беседу – в общем, всем видом показывала, как ей понравился залетный ронин. Дан старательно подыгрывал.

Они просидели в гостиной около часа, потом Настя поднялась, томно проговорила:

– Я согласна уединиться с вами, Акира-сан.

Дан пошел за нею, ощущая на себе злобно-завистливые взгляды мужчин.

– Все правила из-за тебя нарушила, – по-русски прошипела Настя, когда они оказались в отдельной комнате. – Теперь подумают, что я доступна и неразборчива.

– Это, конечно, серьезный удар по репутации гейши, – согласился Дан. – На самом-то деле они только молятся с утра до вечера и не подпускают к себе мужиков.

– Много ты понимаешь! – обиделась подруга.

– Ты лучше скажи: у тебя неприятностей с хозяевами не будет?

– Хозяйка здесь я, – удивила его Настя.

Дан не стал задавать вопросов, но по его взгляду девушка все поняла. Заявила обиженно:

– Это не то, что ты думаешь! Ни с кем я не спала. Все заработала исключительно умом и красотой.

Дан пожал плечами в знак того, что не хочет обсуждать щекотливую тему. Но выражение лица у него было исключительно скептическое.

– Ну, как тебе? – с печалью в голосе спросила Настя.

Она медленно покрутилась, позволяя рассмотреть себя со всех сторон.

У Дана ее новая ипостась особого восторга не вызывала. Плоское лицо, замазанное белым, начерненные зубы, узкие щелочки глаз, тонкие губы, накрашенные кроваво-красной помадой, тройная хала прически, размером больше головы. В волосах понатыканы цветы – не женщина, а клумба какая-то. Теперь Настя была маленькой, щуплой и квадратной, грудь отсутствовала как явление, накладки в виде банта на спине не компенсировали некрасивость задницы, и даже шелк кимоно не в состоянии был скрыть кривизну ног. Дан отвел взгляд и, как ему показалось, очень дипломатично промолчал. Он забыл, что в любом образе характер подруги остается неизменным.

– Ах, вот как! – взвилась Настя. – Значит, когда я была нимфеткой Одиллией и Жасмин с огромными сиськами, тебя все устраивало. А сейчас и слова доброго не нашел! Это, мой дорогой, свинство! Ну да, я знала, я подозревала: ты ко мне охладел…

Девушка произнесла длинную прочувствованную речь, сводившуюся к тому, что Дан ее совершенно не любит и, наверное, им пора расстаться. Эмоции Настя обожала и выражала их бурно.

– Достала ты меня! – брутальным самурайским рыком ответил Дан. – Все тебе не так! Одиллию похвалил – педофил, Жасмин хотел – изменник. Сейчас молчу, и снова не угодил!

Настя тут же сбавила тон: уж она прекрасно знала, когда не следует спорить с другом. Переступила с ноги на ногу, поцокав деревянными гэта, тихо проговорила:

– Ну хоть скажи, что ты меня хочешь. Мне будет приятно…

– Не хочу! – отрубил разозленный Дан. – Когда-то хотел, а сейчас нет. Мне в жизни ни одна баба так нервы не мотала. А теперь ты еще и едина в трех… нет, в четырех лицах. Хватит с меня. Возможно, мне без тебя будет лучше. Я подумаю.

Раскосые глаза заблестели, слезы потекли по щекам, проделывая в гриме глубокие канавки. Настя опустила голову, разглядывая замысловатый рисунок на подоле кимоно.

– Извини… – прошептала она чуть слышно. – Я же тебя люблю… а ты…

Ну что за баба! Наказание какое-то. Больше всего на свете Дану хотелось уйти, хлопнув дверью… Ах да, вспомнил он, дверей тут нет, хлопать нечем, а шарахнешь задвижкой – весь хлипкий японский домик развалится на хрен. Тем не менее, он злился и, кажется, был готов расстаться с подругой. Пусть не навсегда – хотя бы на время, пока не придет в чувство.