Вадим Крабов - Рус. Заговор богов

Рус вздрогнул, отгоняя наваждение: «Все, хорошего понемножку. Не волнуйся, Владимир Дьердьевич». Уверил себя, что Силы хватит – по пространству не размажет, выпрыгнет точно на палубе, и в дальнейшем удача будет на его стороне. Покосившись на серьезную Гелинию, убедился, что она не заметила минутной слабости, и решительно отвернулся от моря. От резкого движения, новый изумрудный крестик «универсальной защиты» прижался к груди, и наскоро сделанная бронзовая оправа кольнула кожу, вызвав в памяти почти забытое.

«С богом!» – необычайно коротко помолился он и кивнул, призывая окружающих его Хранящих взяться за руки, создать кольцо Силы.

– Кхм… – Максад опять не вовремя кашлянул.

– Что?! – резче, чем хотелось бы, спросил Рус, только-только намеревавшийся вызвать командующего этрусской экспедицией, князя Гариланта, – узнать свежие координаты и как можно быстрее нырнуть в «яму».

Корабль хоть и держат двое кушингов-проводников Силы Гида, но он все равно движется, и у них, кстати, шла вторая четверть ночи – разница во времени составляла почти половину суток. Хвала богам, был штиль. Мульский материк, по всей видимости, лежал ближе к восточному краю континента ойкумены, отделенный от последнего узким морем, если не вовсе проливом. А Океан, который вынуждены пересекать купцы, был широким, наподобие земного Тихого. Век географических открытий еще не настал, и если когда-нибудь наступит, то начнется со стороны имперцев – Рус готов был руку отдать на отсечение. Возможно, они уже кое-что знали, то, о чем офицер Кан Хай не имел представления.

– Что с эритрейцем делать? Он до сих пор спит. Вон за раскидистым кустом лежит, связанный. – Коронпор говорил совершенно невозмутимо, однако, к своему стыду, не смог назвать Руса по имени. Но тот, похоже, этого не заметил.

– Каким еще… Тьфу, дарки! Совсем из головы вылетело. Да ничего. Развязать и отпустить. Действие вложенной структуры прошло, он не опасен. Да и обещал я.

– Ты обещал его «тропой» отправить, – недовольно напомнил Адыгей, волновавшийся не меньше Руса. Как, впрочем, и все остальные. Внизу не осталось никого, кроме приходящих в разум экипажей двух «купцов». Пока еще просто недоумевающих, в панику не впавших.

– А куда ему надо? – глупо поинтересовался Рус.

– Не знаю. В Понтинополь, наверное. Да какая разница! – возмутился Адыгей, недовольный неожиданным переводом ответственности на него. О Флавии, который убить его пытался, еще бы голова болела! – Или подальше. В Сильвалифирию, например. Он с Сергием каким-то, с философом мечтал встретиться, пусть поищет.

– Как?! Сергий?! Бывший раб-философ из Сильвалифирии? О Клио, как причудливо ты плетешь свою пряжу! – Рус отвлекся, вспоминая беседы с умным стариком. Напряжение спало, и он окончательно поверил, что дело у него выгорит. Доберется, к прорицательнице не ходи, а там… – Ха! Андрей, помнишь того мужа?

– Забавный дед. – Андрей улыбнулся приятным воспоминаниям. – О богах, о Силах рассуждает, как я о единорогах: уши любому могу натоптать, только спроси, а сам жеребца от кобылы не отличу. – Его обычная веселость, вернувшаяся так вовремя, передалась другим. Не усмехнулись только Максад с этрусками.

Рус стал рассуждать вслух:

– Не-е-т, в пятно – обойдется… Флавий же болтун. Сергий – советник Аригелия, а царю пока рано знать особенности моей личной жизни. А давай-ка отошлем пастуха в Месхитополь, к Борису. Ему рассказать можно. А что? Пусть для потомков зафиксирует. Свет рукописи увидят не ранее, чем через год, а тогда… – Пасынок Френома поостерегся дразнить богиню Удачи, не сказал ничего конкретного. – Значит, так. Как только я уйду, развязывай книгочея, буди и сразу на дорогу от Месхитопольского Храма к городу выбрасывай. Ты помнишь, где Борис живет?

– Конечно! Он Главным Следящим был. И координаты месхитопольские помню, родной город.

– Письменные принадлежности есть?

– Разумеется! После нашей работы над «универсальной защитой», в «кармане» всегда каганская бумага лежит, чернила с перьями, уголь. Я часто что-нибудь записываю – зарисовываю.

– Разве? Не замечал. Значит, изобразишь ему, где разыскать Бориса Агрипина и старому Следящему привет заодно припиши, от Руса. Он подозрительный, прогонит еще. Вложишь Флавию в пояс. Деньги у него есть…

И замолчал, резко потеряв интерес к судьбе проводника, и словно преобразился. Потянулся куда-то ввысь, запрокинув голову, закрыл глаза и медленно, чувственно шевеля крыльями носа, глубоко вдохнул:

– Эх, как красиво на свете! Не находишь? Воздух какой-то пьяный, счастьем пропитан. – Его голос прозвучал необыкновенно лирично, и весь его облик осветился жадным, будто бы прощальным наслаждением.

– Рус… – обеспокоенно нахмурился Отиг. – Ты в порядке? На себя не похож.

Гелиния, гордо выпятив грудь, подошла к мужу, сломав круг Силы, положила на его плечи свои мягкие и в то же время железные ладони и объявила необыкновенно торжественно, в манере опытной провидицы:

– Ты вернешься, Рус. С Игнатием вернешься, я чувствую.

– Да, пора мне, Геля. Ты права. – Рус снова стал серьезным. В счастливой судьбе Гнатика он не сомневался, а вот в собственной…

Сила лилась долго. Четверть статера, всего полминуты земного времени, показались пасынку вечностью. Наконец «яма» под ним раскрылась, и он провалился в нее, продолжая тянуть из «круга» Силу. Ветер превратился в шквал, и магов прожгло изнутри, раскалив каналы. Рустам, Портурий и Гелиния повалились в откатах, а Отиг, задействовавший свой «астральный колодец», ограничился смертельной бледностью, липким потом и опавшей, будто бы сдувшейся фигурой, отличавшейся хорошей упитанностью. Он не раз создавал структуры и большей мощности, но никогда еще не встречал такого резкого рывка Силы. Эта «зыбучая яма» напоминала, скорее, бурю Сил во время «Ссоры Богов», чем формирование Звездной тропы, и магистра пронзило религиозное рвение.

«Величайшая! – мысленно взмолился он. – Позволь своему избраннику восстановить справедливость! Не оставь Руса, Величайшая!»

Богиня, по обыкновению, не ответила.

Из последнего откровения Руса Отиг для себя отметил главное – все, что случается с человеком в этом мире, происходит по воле Создательницы Геи. Величайшая избрала пришельца – в этой убежденности он только укрепился.

Вовчик не совершал прыжков с парашютом, тем более затяжных. В начале падения он подумал, что ощущения наверняка были бы схожими: долгое свободное падение с тошнотою в груди и страхом в коленях. Разве что воздух в лицо не бил, да летел он не в чистом небе, а в извилистой песчаной трубе. К середине путешествия он задумался: а не слишком ли долго длится полет? От этой мысли страх из коленок серой мышкой пополз наверх и угнездился где-то в области сердца. Рус крепился, держался изо всех сил, стараясь убедить себя, что так и должно быть, но стены тоннеля начали таять, открывая глубокую черноту, и противный грызун впился в сочную мякоть. Когда же пасынка Френома со всех сторон обступила Тьма, зверек превратился в хищника. В белого пушистого северного лиса.