Екатерина Рысь - Печать богини Нюйвы

Люди глухо заворчали. На миг ему показалось, что, недовольные вмешательством, они осмелятся броситься на него самого, но потом кто-то узнал мятежника Лю.

– Пэй-гун! – крикнул сперва один, потом другой, а потом этот возглас взлетел над пепелищем Фанъюя, и злобная гурьба уже готовых убивать людей вдруг разом повалилась на колени. – Пэй-гун!

– Молчать! – крикнул Фань, вновь замахиваясь плетью. – Расступитесь! Дорогу нашему господину!

Не поднимая голов, люди отползали в стороны, но вороной храпел, не желая ступать на эту узкую тропку между согбенных спин, и тогда Лю Дзы спрыгнул с коня и, легко шагая, прошел по живому коридору туда, где икала от пережитого ужаса несостоявшаяся жертва.

– Что тут происходит? – негромко спросил он. – Кто эта женщина и в чем ее вина, люди?

И тут словно прорвало плотину, и людское… нет, не море, скажем так – человечья запруда всколыхнулась криками:

– Хулидзын!

Тетка взвизгнула и ползком метнулась к Лю, норовя ухватить его за сапоги.

– Да ладно… – удивился Пэй-гун. – Хулидзын? Она?! Вот она – хулидзын?

В опухшем лице хозяйки «дома, где продают весну» при желании, конечно, можно было разглядеть что-то от животного, но на лису, тем паче небесную, она совершенно не походила. Разве что на курицу.

Братец Фань, щедро раздав пару дюжин пинков, слегка успокоил народ и за шиворот выцепил из толпы горожанина посолидней и постарше, щеголявшего растрепанной седой бородкой.

– Вот ты говори, – проворчал Фань Куай. – А вы все молчите.

Словно (хотя почему – словно? Намеренно и продуманно, да!) для контраста с грубостью братца Фаня, Лю Дзы почтительно поклонился пожилому погорельцу и вежливо спросил:

– Уважаемый дядюшка, позволите ли спросить, что это за история с хулидзын?

Старичок, внезапно произведенный в «дядюшки» самого Пэй-гуна, приосанился, пригладил выбившиеся из пучка волосы, отряхнулся и, обвиняющее тыча в хозяйку борделя пальцем, принялся довольно толково объяснять, почему владелица веселого дома вызвала такое возмущение.

Лю Дзы слушал и мрачнел. История выходила – хуже некуда.

Таня

Оставленной на холме Татьяне скучать тоже не пришлось. Едва над ее головой затрепетало на ветру красное знамя повстанцев, сюда со всех окрестностей стали сползаться местные жители. Те, которых недорезал и недожег помянутый ранее недобрым словом подлый пес Сян Лян. В основном, надо думать, они явились на запах пшенной каши, которую затеял повар мятежников. Идею покормить несчастных всячески поддержал братец Синь. И не столько из проповедуемого Конфуцием милосердия, сколько ради завоевания симпатий погорельцев.

– Где каша, там мир и любовь, – изрек он и сам с огромным удовольствием оприходовал пару чашек главного источника народной любви к любой власти.

К слову, кашу из проса ели здесь всегда и везде. А вовсе не рис! Таня и Люся попали в те благословенные времена, когда рис частенько заменял деньги и еще считался деликатесом для избранных, в число которых входили небесные девы. Когда же благородная Тьян Ню снизошла до пшенки, у Лю Дзы просто камень с плеч упал. Раз диковинное создание ест обычную пищу, меньше трат и проще содержание.

Наевшись, пострадавшие от произвола поганца Сян Ляна и его бешеного племянника вознесли хвалу благородному предводителю Лю и тут же принялись жаловаться на проклятие, насланное плененной хулидзын.

– Что они такое говорят? – моментально насторожилась Татьяна.

Братец Синь воспринял ее вопрос как приказ, требовательно взмахнул веером, и соратники приволокли местного жителя из тех, кто поприличней выглядит. Чтобы, стало быть, не оскорбить взор небесной девы. Но при виде еще одной белокожей и среброглазой посланницы самого Яшмового Владыки бедолага разучился нормально говорить. Из его бессвязного щебетания Таня сумела понять лишь то, что Люся действительно была какое-то время в Фанъюе, а теперь ее увез лютый Сян Юн, чтоб ему пусто было, психу кровожадному. Но братцу Синю, который выцедил из бормотания гораздо больше, история с хулидзын не понравилась совсем. В качестве «благодарности» погорелец получил носком сапога под зад и таким образом уверился, что мятежники Лю Дзы – исключительного милосердия люди, за такими можно и в огонь и в воду идти. Раз не зарубил на месте, значит, человек хороший.

– Что с ней сделает этот Сян Юн? – не на шутку встревожилась Татьяна. – Он ее не убьет?

– Не думаю, – уверил ее Цзи Синь. – Напротив, выходит, что он ее спас.

И очень поэтично заметил: дескать, жизнь такова, что Синий дракон восседает рядом с Белым тигром, то бишь хорошее всегда соседствует рядом с плохим, добро – со злом, а радость – с несчастьем.

– Сян Юн спас небесную лису от издевательств черни – это хорошо, но замыслы этого человека темны и ведомы лишь Яшмовому Владыке. Такая вот он непредсказуемая личность, – сказал Цзи Синь и многозначительно посмотрел на Тьян Ню.

Татьяна и рада была бы подробно расспросить Яшмового Владыку насчет планов Сян Юна, только возможности такой она не имела.

– Мне без сестрицы никак нельзя возвращаться, – уклончиво заявила она. – Иначе нас накажет этот…

– Владыка Северного Ковша?

Цзи Синь был поражен.

– Ну-у-у… что-то в этом духе.

– Неужто она так сильно набедокурила на Небесах?

«Пока нет, я надеюсь, – печально вздохнула Таня. – Но Люся у нас такая – она может».

Разговоры про древних китайских богов ее весьма смущали. Это папа придумал бы красивую историю с участием повелителей грома и молний, с тиграми и драконами во второстепенных ролях. С его-то знаниями! Татьяна же хоть и любила Китай, но так глубоко в истории и мифологии никогда не копалась. А уж Люся… Что она наболтает бешеному Сян Юну – одному богу ведомо.

– Я бы на твоем месте, сестрица Тьян Ню, испросил бы совета у богини Западного Неба Сиванму. Или даже у Матушки Нюйвы. А?

– Хорошая… мысль, – согласилась Таня. Осталось только сделать так, чтобы богини ответили.

От похвалы своим умственным способностям братец Синь тут же расцвел, словно гибискус. Оно и понятно: одно дело – советы давать побратиму и совсем другое – небесной деве.

Татьяна и Лю Дзы

Лю вернулся из Фанъюя задумчивый, но решительный, а на известие о том, что небесную лису увез Сян Юн, только головой кивнул: мол, знаю уже.

– Не знаю даже, хорошо это или плохо для твоей сестры, Тьян Ню, да и для Сян Юна – тоже, – молвил он с видом человека, у которого не получился приятный сюрприз для дорогого гостя. – Он такой, понимаешь… – и покачал головой, подбирая слова. – Человек внезапного порыва. Конечно, когда он увидел, как небесную лису держат в клетке в борделе, то не смог пройти мимо. Он такой. Город сжег, но деву спас. И убить он ее не убьет, я уверен.