Ирина Успенская - Конт

– Как скажете, кир Алан. Я приду завтра.

С этими словами он вышел из камеры.

– Подвесить его до завтра, – распорядился будущий Приближенный, выходя следом.

Амбалы, не церемонясь, связали дрожащему конту руки и, перекинув веревку через крюк, вбитый в потолок, натянули ее так, что Алану приходилось вытягиваться вверх, чтобы не вырвать руки из плечевых суставов.

Катес не обманул. Он приходил ежедневно в одно и то же время. Виктория научилась распознавать его мягкие шаги, его манеру открывать дверь. Она с ужасом и нетерпением ждала прихода ксена. Ужас охватывал от мыслей о предстоящей боли, а нетерпение было вызвано мучительной жаждой. Только перед пытками конту давали воду. В минуты, когда разум возвращался, Виктория сравнивала себя с собакой Павлова. Если она задержится здесь надолго, она будет хотеть этой боли. Потому что без нее не сможет утолить жажду.

А когда не было Катеса с его иголками, приходил Кайрат. Он не позволял конту спать, используя раскаленный прут вместо будильника.

– Висим?

Из темного угла вышел босой мужчина в синих джинсах и белой майке-алкоголичке. Виктория приподняла голову. Господи, как же больно.

– Почему ты всегда приходишь, когда я плохо соображаю?

– Я прихожу, когда тебе грозит смертельная опасность, – улыбнулся незнакомец, непринужденно запрыгивая на пыточный стол. – Я ведь просил тебя, Алан, будь осторожен. Озаботься своей безопасностью. Но тебе просто не терпится вернуться в наш мертвый мир.

– Кто ты? Дьявол?

– Вы, люди, любите все упрощать. Ангелы и демоны. Бог и дьявол, Добро и Зло… В прошлый раз мы решили, что я Вадий. Можешь меня так называть и дальше.

– Зачем ты здесь?

– Если оперировать вашими примитивными знаниями – чтобы подхватить душу, зачем же еще? Понимаешь, учет должен быть во всем. Одна душа покинула тело, одна душа пришла в хранилище.

– Значит, я умираю?

– Умрешь, если не согласишься на сотрудничество с заговорщиками. А ты не согласишься. Через сутки тебя сожгут на костре как анчуту. Ты уже давно раздражаешь Орден Искореняющих, если бы не заступничество Длани, тебя бы судили и уничтожили еще в тот день, когда ты вышел из спальни. Орден не устраивает такой конт – умный, сдержанный, умеющий идти на компромиссы. Конт, сумевший договориться с горцами, конт, которого интересуют дипломатия, мироустройство и совершенно не интересуют охота, пьянки, женщины…

– Не знаешь, по чьей вине меня не интересуют женщины? – попытался сыронизировать Алан, но получилось тихо и невыразительно.

– Ну, прости, – весело покаялся Вадий. – Не думал, что для тебя это будет так сложно. Так вот, такой конт может докопаться до истины и потребовать то, что принадлежит ему по праву крови. А не все в Храме желают терять влияние. Они еще не знают, что ты знаешь, – скаламбурил гость.

– Но Наместник…

– Наместник понимает, что сильный король на троне – процветание государства. Он стареет и хочет оставить страну в надежных руках. В руках сильного мужчины, – хихикнул Вадий. – Знал бы он, что наследник и не наследник вовсе, а наследница. – Было видно, что этот факт очень веселит странного гостя. – Он специально отправил в Кровь Алвиса, чтобы тот присмотрелся к бастарду. Нет, он пока не планирует уходить на покой. О, этот старикан все просчитал! Женитьба Алана на принцессе небольшого королевства, рождение сына. И пока сир будет прохлаждаться на охотах и в чужих постелях, Наместник воспитает такого правителя, какой ему нужен. Затем с Аланом произойдет несчастный случай, как произошел с твоим отцом, и на троне окажется воспитанник Храма. Наместник не дурак, он создал сильную преданную команду, и даже если он уйдет, королю сложно будет все испортить. Однако он не предполагал, что найдутся храмовники, возжелавшие занять его место. Кто же знал, что конт Валлид так резко изменится? Да еще так бездарно подставится и умрет в ближайшие сутки?

– Поправь меня, если я не прав. Наместник и заговорщики уготовали для бастарда одну участь, только с разными женами? И цели они преследуют одинаковые, с той лишь разницей, что стоять за троном будут разные люди?

– Ты прав. Никто не отличался оригинальностью, – развел руками Вадий.

– Что будет с остальными?

– На трон попытаются возвести твоего двойника. Отыщется еще один. Корону так и не найдут, и по стране поползут слухи о подмене. Кто-то их будет усердно распускать. В Храме раскол. Грядет гражданская война. Здесь, на фронтире, горцы воспользуются смутой и вырежут почти все поселения. Клан Гривастого Волка встанет на защиту Крови и погибнет вместе с твоими людьми. Трупы Рэя и Волка будут сожжены на одном костре. Кровь зальют кровью. Выживших продадут в рабство, а твоего сына подарят в гарем. Тура вернут его дяде за некоторые преференции в торговле. Он будет очень рад и посадит мальчишку на цепь в клетке на центральной площади. В назидание другим бунтовщикам. Юный герцог умрет от голода. Алвис погибнет, защищая Наместника. Его просто задавят количеством противников.

– Иверт? – прохрипел Алан, ощущая горький ком под ложечкой.

– Горцы очень изобретательны, и смерть твоего любимого окажется страшной. Но тебе уже будет все равно. Душа ничего не помнит о прошлых жизнях.

Виктория смотрела на Вадия через узкую щель заплывшего глаза. Второй глаз то ли вытек, то ли был залит засохшей кровью, но раскрыть его она не могла. Она верила черноглазому незнакомцу. Он не лгал. Так все и будет. Ее мальчишки умрут. Умрут все, кого она успела полюбить в этом мире. Те, кто ей верил, кто принял нового конта со всеми его причудами. И она ничего не может с этим поделать. Ничего!

– Интересно, почему я помню свою прошлую жизнь?

Мужчина склонил набок голову и задорно улыбнулся. Виктория поняла, что ему весело наблюдать за ее мучениями. Забавно, как ей самой когда-то было забавно следить за щенком, пытающимся ухватить себя за хвост.

– Нет, нет! Ты не прав! – улыбнулся Вадий. – Я твой творец, твой отец. Это я перенес твое сознание и твою душу в это тело. Я дал тебе второй шанс и теперь хочу получить за это благодарность. Я предлагаю сделку.

– Благодарность? – Алан попытался засмеяться, но из сорванного криком горла вырвался лишь каркающий хрип. – За что мне тебя благодарить, Темный? За любовь, которой никогда не быть взаимной? За съедающую душу тоску по утерянной семье? За нежность к своим нынешним детям, которую приходится прятать? За то, что ты обрек меня на вечное одиночество? На непрекращающуюся борьбу тела и разума? За что мне благодарить тебя, урод? За смерти близких?

– Сын мой, не стоит выражаться. – Вадий явно издевался.

– Да пошел ты! Это мой разум и мои видения! Не хватало еще, чтобы мой собственный глюк учил меня, как с ним разговаривать. Исчезни, дай умереть спокойно!