Василий Сахаров - Воин Яровита

Капитан не спорил, и я вновь вернулся на попону. Заснул быстро, а проснулся на закате, бодрый, свежий и готовый к великим свершениям. Броню надевать не стал, запаковал её в просторный рюкзак. Сегодня, дабы навыки не терять, я решил поработать за диверсанта. Благо опыт снятия часовых и хождения по лесам у меня имелся. Правда, не в этом времени. Но что это меняет? Люди есть люди, а зелёнка всё равно остаётся зелёнкой. Дождавшись, пока отряд соберётся, и взвалив поклажу на плечи, я вслед за разведчиком двинулся в глубь чащобы.

Вокруг дубовый лес. Над головой птички порхают да песенки свои поют. Косые солнечные лучи падают на кроны деревьев и порой бьют по глазам. Всё хорошо, просто и понятно. Ни тебе колдунов, ни молитв, ни монахов, ни заклятий, ни гаданий. Есть противник, и есть я, а за мной готовая убивать и резать врагов нашего племени лихая варяжская братва. Такая жизнь по мне. Поэтому минувшие дни по захвату зеландских территорий можно рассматривать как сафари, рисковое предприятие, в котором мы заведомо сильнее своих жертв.

Вскоре воины выбрались на тропу, которая шла от деревни в гору. Прошли вдоль ручья, спустились в ложбину, набрали чистой воды, а затем начали подъём на большой покатый холм. На вершине остановились и огляделись. Спокойно, а значит, продолжаем путь. На землю опускались сумерки, и мы торопились. Быстро проскочили по хребту и метрах в ста пятидесяти от лощины, где готовились к освобождению родины датские партизаны, остановились. Здесь нас ожидал Немой. Он знаками показал, что всё без изменений, и мы стали рассредоточиваться. Ранко и с ним девять воинов пошли в обход, а я с остальными мореходами приготовился атаковать с хребта.

Воины замерли и начали заряжать арбалеты, которые мы взяли на дело из расчёта пять штук на десяток, а я прислушался к эмоциям датчан и ничего подозрительного не почувствовал. Враги нас не заметили, лагерная суета шла своим чередом. Карбонарии готовили ужин, а некоторые несознательные бойцы, которые воспринимали нахождение в лесу как пикник на природе вдали от опостылевших жён, уже приложились к медовухе. Так вот люди из-за собственной глупости и распущенности жизнь и теряют, или, наоборот, остаются в живых и получают на шею тяжёлую дубовую колодку. Впрочем, это их личное дело, а мой интерес заключается в том, чтобы показать местным бондам свою силу и обезопасить владение, куда в скором времени я перевезу поселенцев из Киевской Руси.

Фью-ить! Фью-ить! – разрывая настороженную лесную тишину, разнёсся над лесом громкий посвист ночной птицы. Это знак, что Самород уже на исходной позиции. Значит, нам пора, и, оставив на месте рюкзак, я кивнул Немому и прошептал:

– Пошли.

Вагр встал, и мы двинулись вдоль тропы. Шли осторожно, каждое движение было выверено. Конечно, это влияло на скорость передвижения. Но разве мы куда-то торопимся? Нет. Нам спешить некуда, и потому всё делалось размеренно и без нервов.

Через несколько минут впереди показались костры, которые обозначали лагерь данов. На фоне пламени я видел сидящих у огня людей, они нас явно не ждали. Движение тем временем продолжалось, и вскоре мы оказались на входе в лощину. Здесь часовой, да не один, с приятелем. Они беседуют о своём, о женщинах и полях, которые им пришлось бросить из-за появления на острове возомнивших о себе невесть что руянских налётчиков. В общем, самая мирная беседа, которую я не прерывал до тех пор, пока не почувствовал появления на другом конце вражеской базы Саморода и Щетины.

«Работаем!» – отдал я себя мысленную команду и сделал шаг из кустов на караульщиков. То же самое вслед за мной повторил Немой, и мы всё сделали чисто.

Моя левая ладонь упёрлась в рот крепкого широкоплечего крестьянина с топором на поясе, а правая выдернула из ножен кинжал и вонзила его в сердце партизана. Он дёрнулся, повалился наземь, задрыгал ногами и захрипел, а я плотнее зажал ему рот и дождался, пока датчанин затихнет. После этого отпустил его и оглянулся на партизан. Человеческие фигурки на фоне костров продолжали мирно сидеть на месте. По-прежнему всё идёт как по маслу, и, обернувшись к тропе, я подал знак:

– Чи-чи! Чи-чи!

Варяги рванули на огни костров, и мы с Немым, пропустив их, помчались следом. Растерянные даны повскакивали и кинулись к оружию. Однако поздно. Протянул лапу к дедовскому топору? Хрясь! И нет руки. Кинулся в драку? Получи двадцать – тридцать сантиметров стали в живот. Впрочем, сопротивление нам всё же оказали. Охранники купца, четвёрка викингов, прикрывая своего нанимателя, прижалась к склону, а рядом с ними встал ярл и пара его бондов в потрёпанной броне. Они были готовы драться до последнего, и тут вновь сказали своё веское слово арбалеты.

Дзан-г! Дзан-г! – Мощные тетивы отпустили в полёт короткие стрелы, и они одного за другим свалили вражеских бойцов.

Варяги набросились на ярла Сигвата, совсем ещё мальчишку, вроде бы крепкого двадцатилетнего парня с тёмно-русыми волосами, а в движениях и поступках порывистого сопляка. Наши опытные ватажники пуганули ярла с одной стороны, и когда он мечом парировал опасное направление, с другой на него набросился Щетина, врезал ему кулаком промеж глаз, да так, что с одного раза из него дух вышиб. Ну а купец, невысокого роста шатен в отличном тёмно-красном кафтане, увидев падающих наземь охранников и ярла, прикрыл голову руками и вжался в покрытый мхом склон. Сразу бывалого торгаша видать, которого бить не надо.

– Осмотреться! – удостоверившись, что сопротивление подавлено, подал я команду.

Непродолжительное шевеление, воины огляделись, убедились, что никто из данов не сбежал, и доложили:

– Наши все целы, даже раненых нет!

– Данов двенадцать человек убили и семь ранили, а остальные здесь!

Я обернулся к Самороду:

– Вот и всё.

– Да, – согласился капитан.

– Пошли к огню, – кивнул я в сторону центрального костра.

В котле над костром как раз поспела ячменная каша, в которой было много тушёного мяса дикой свиньи плюс к этому лучок и ещё какие-то травки. Запах от еды шёл одуряющий, и, помыв руки, мы расположились у костра, достали из своей поклажи ложки, тарелки и хлеб, с аппетитом поели. За это время всех уцелевших данов связали, трупы сложили в стороне, а Сигвата и купца подтащили поближе.

С ярлом всё понятно. Только кляп ему изо рта вытянули, как он стал плеваться и выкрикивать нехорошие слова:

– Варяги, дети Локи! Смерть вам всем! Мы уничтожим вас! Это наша земля, она никогда не будет вашей! Лучше смерть, чем рабство! С нами истинный Бог, а с вами ложные кумиры и дьявол! Вы сдохнете!

Короче, послушали мы его речи, в которых он смешивал старых богов и Христа, и я приказал убрать ярла. Глупец, он и есть глупец, хотя и храбрец. Нет бы помолчать, постараться ослабить нашу бдительность и попытаться сбежать, это я понял бы. А так-то что с его крика? Злоба, праведный гнев на захватчиков и оскорбления. Определённо, с таким человеком разговаривать не о чем, особенно если он не знаменитый воин и не вождь сильного отряда. Ценной информации у него нет, и выкуп за него не дадут, так что пусть молчит. Потом проведём его по примученным деревенькам и покажем народу, мол, вот тот самый паренёк благородного происхождения, из-за которого в лесу ваши близкие погибли. После чего срубим Сигвату голову, рабы закопают его в землицу, и вся недолга.