Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2

А на счёт той твоей земной жизни, так эта жизнь не менее земная, ты же не на Луне сейчас находишься, всё взаимосвязано: та жизнь и эта, одна следует и вытекает из другой, а конечного результата и цели всех этих жизней мы не знаем. Как и не знаем многого другого. Мы можем лишь ставить перед собой небольшие задачи на будущее и стремиться достигнуть их в надежде, что тогда нам откроются новые знания и возможности, навыки и умения. И всякая жизнь прекрасна, нужно только уметь найти в ней истинную прелесть, но многим в твоём мире даже это не под силу, они останавливаются в пути и катятся назад, ну, в лучшем случае топчутся на месте, безвозвратно упуская отпущенное им драгоценное время.

– Получается, что я могу здесь встретить тех, кого знавал в той своей жизни или даже специально найти их, если хорошенько поискать?

– Теоретически можешь, конечно, коли они находятся в этом мире, но практически шансов очень мало. В твоём мире жизнь разводит всех со временем, – Дормидорф таинственно улыбнулся, – но не время с жизнью, времени не существует, что уж говорить о жизнях в иных мирах… вне времени. Ты прав, и в других жизнях некоторые встречаются, но это большая редкость – миров-то множество, есть среди них и очень похожие. Мы не знаем, чем они отличаются, не имеем представления, куда деваемся после конца пути в этом мире, можем только догадываться. В нашей памяти остаётся лишь то, что было до того, как мы оказались здесь, и что мы прожили в этом мире, а то, что будет после, мы обязательно узнаем, когда жизненный путь здесь будет пройден до конца.

Возможно, и существуют похожие ситуации на более высоких уровнях, вроде той, что произошла с тобой, я имею в виду твоё перемещение в мирах по вертикали, но это всё хранится в тайне. Ты ведь тоже не станешь распространяться об этом в своём мире на каждом углу. Сам знаешь, тебе никто не поверит. Единственное, что ты сможешь себе позволить, а вернее, захочешь позволить – так это написать фантастический рассказ, который будет выглядеть, как ещё один возможный вариант жизни после смерти физического тела, вот и всё. То, что ты напишешь, будет воспринято, как плод твоей бурной, если не сказать буйной, фантазии. Ну, может быть, это заставит кого-нибудь задуматься на некоторое, весьма непродолжительное время о своих поступках, а потом всё опять встанет на круги своя. Так что не стоит даже пытаться.

– Я с этим не согласен, – несколько обижено заявил я, – то, что мы читаем и смотрим, да вообще любая поступающая в наш мозг информация обязательно оставляет свой след, большой или малый, но оставляет неминуемо. Основная масса пропустит всё это мимо ушей, но найдутся и такие, пусть их будут единицы, которым моя история, безусловно, поможет. По крайней мере, буду на это очень надеяться. Вдруг это заставит их задуматься и пробудит желание изменить в себе сначала некую малость, главное – сдвинуть пласт с мёртвой точки, а потом всё пойдёт-поедет, как по маслу. Порой человеку нужно только начать. Это ведь, как эффект лавины. А потом, этот рассказ кого-то, может быть, и просто предостережёт от нежелательных поступков, которые тот обязательно совершил бы, не задумайся вовремя. И то, я считаю, дело. А как на счёт того, чтобы взглянуть на бытиё со стороны? Тоже бывает очень полезно. Или хотя бы просто скоротать время в дороге, или отвлечься где-нибудь на ночном дежурстве.

– Ладно-ладно, убедил. Успокойся только, это я специально сказал, чтобы посмотреть на твою реакцию, а ты и рад стараться, разошёлся! А вот знаешь, почему в твоей памяти в теперешней жизни совершенно отсутствуют какие-либо воспоминания и опыт прошлого?

Я вопросительно посмотрел на Дормидорфа, а он, не дожидаясь моего ответа, продолжил:

– Да потому, что твоя духовная и физическая жизнь только недавно началась. Прошлого и не было ещё совсем, тебе помнить нечего! Как ты был эмбрионом или раннее детство? Так ты это вспомнишь, если хорошенько поднапрячься. А вот в последующих своих мирах и жизнях ты будешь помнить всё и не только помнить, а использовать и применять опыт предыдущих жизней. А иначе зачем жить, коли ничего не помнить, и постоянно наступать на одни и те же грабли? Природа мудра, а раз живой организм не может жить вечно, ведь твоё тело рано или поздно изживёт себя, и тогда ты получишь новое. И иной мир в придачу, тот самый мир, которого, естественно, достоин, с оглядкой на твою прошлую жизнь. Ну, разве не красота? Красота. Я, например, сильно сомневаюсь, что там, в нефти и ещё не знаю в чём, плавают существа в людских обличиях, зачем же это? Кому надо? Скорее всего, облик соответствует содержимому, а содержимое, в свою очередь, среде обитания. Да оно и у вас, при начальной жизни, зачастую бывает именно так. И это правильно. Ты ведь и сам это лучше меня знаешь.

Вскоре наши разговоры умолкли и мы всё реже перебрасывались сонными фразами, а немного погодя и вовсе благополучно отошли ко сну.

Ночь прошла тихо и спокойно. Забрезжил сумрачный рассвет. Утренний туман плотной пеленой лежал на полях и нежно окутывал деревья в лесу. Даже самые ранние лесные птицы ещё не думали просыпаться, а лишь лениво переговаривались, испуганно перекликаясь из разных концов леса. В это самое сонное время группа из семи человек бодрым шагом отправилась навстречу новым приключениям.

Наш небольшой отряд двигался молча и довольно быстро, зябко кутаясь в чудесные тёплые плащи. Как только мы покинули территорию лагеря, началась местная взлётно-посадочная полоса. Мы ловко оседлали поджидавших нас Агреса и птеродактилей и взмыли ввысь, разгоняя клубы густого белого тумана, тут же вновь смыкавшегося за нами. Эскадрилья взяла курс на Подземный город. Мы надеялись долететь туда быстро и без приключений, ибо нам ещё предстояло заниматься расследованием обстоятельств исчезновения нашей неповторимой учительницы – хитрой, изворотливой Томараны.

Мы долетели до Подземного города быстрей, чем ожидали, меньше, чем за двое суток, и практически без происшествий, если не считать того, что рыжий Лари несколько раз умудрился свалиться с птеродактиля. То, видите ли, Коршан, летавший между нами туда-сюда, словно заведённый, ему мешал и отвлекал, то несколько раз он просто-напросто засыпал, а то ему вша под хвост попала, и он решил поразмять свои затёкшие конечности и сплясать гопака с подскоком! Это стоя на спине у обалдевшего птеродактиля на высоте около полутора километров над землёй! Каково? Да уж, этот неугомонный Лари вечно что-нибудь придумает для разнообразия! Как отчебучит в лужу, так хоть стой, хоть падай!

Падать-то он падал, но не разбивался. А не разбивался вовсе не потому, что был деревянный по пояс, просто его спасала толстенная страховочная верёвка, длиной около полутора десятков метров. Она была предусмотрительно прилажена самим рыжим Лари одним концом к лапе птеродактиля, а другим к своему поясу, с несколькими заходами между ног для распределения нагрузки и пущей комфортности в момент рывка, принцип приблизительно тот же, что и у крепления подвесной системы парашюта. Такая длина страховочной верёвки ему была необходима, чтобы получать истинное удовольствие от свободного падения и дальнейшего парения в небесной вышине. Всем этим Лари страстно желал наслаждаться, а не бесполезно болтаться под хвостом у ящера! Испуганный ящер, ко всему прочему, вполне мог опорожниться на голову незадачливому натуралисту и естествоиспытателю, что, кстати, практически каждый раз и происходило.