Дмитрий Галантэ - Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2

Мы недоумённо переглянулись, а Юриник, ожидая подобной реакции, пояснил:

– Чтобы дух неотступно следовал за вороном и постоянно отбирал у него мясо, как только тот соберётся его заглотить, позволяя есть Коршану только растительную пищу, понимаете? Ну, вегетарианцем чтобы его сделать!

Видя, что никто не смеётся, Юриник замолчал и надулся, как мышь на крупу, а Дорокорн, напротив, повеселел и радостно заговорил:

– Юриник, какой же ты молодец всё-таки!

Юриник подозрительно и вместе с тем вопросительно уставился на друга, ожидая очередного подвоха.

А Дорокорн продолжал заливаться соловьём:

– Нет, какой ты всё-таки умница, подбросил мне отличную идею, как можно использовать духа-исполнителя для одного очень важного и нужного дела.

Дорокорн сделал небольшую паузу, а Юриник воспрянул духом от столь редких похвал, расточаемых хитрюгой Дорокорном в его адрес. Мы с дедом Дормидорфом приготовились внимательно слушать, что же такое придумал этот проныра.

Воспользовавшись тишиной и всеобщим вниманием, Дорокорн продолжал:

– Этому духу необходимо строго-настрого наказать, чтобы он на версту не подпускал нашего Юриника к девушкам герониткам!

У Юриника не было уже ни сил, ни желания отвечать и спорить. Потому он ограничился лишь тем, что укоризненно и печально покачал головой из стороны в сторону и скорчил кислую гримасу.

– Ладно, – подвёл итог Дормидорф, – помечтали, и будет! Пора нам отправляться на занятие, а то коли Томарана нам всем клизм понаставит, мы много чего интересненького ей понарасскажем. К тому же, не знаю, как Юринику, а лично мне в моём солидном возрасте не подобает заниматься всякими там глупостями, вроде… кхе-кхе… малоприятных и совсем не эротичных процедур. Я уже не говорю о том, что тогда-то наш план точно будет под угрозой провала. Да и Юриника жалко, столько тяжёлых испытаний за один день, это вам не хухры-мухры, тут всё серьёзно, по-настоящему. И, кстати, последствия могут быть непредсказуемы, а ну, как дружище Юриник привыкнет к этому, что мы тогда с ним станем делать? Я так и представляю себе во всех красках эту трагикомичную картину: взъерошенного домового, с горящими глазами выходящего из шкафа с подносом в руках, на котором стоит огромная и наполненная доверху утренняя «детская груша» для нашего Юриника. И верный домовой берёт клизму в свои сильные опытные руки и обречённо склоняется к сразу же оживившемуся Юринику, со словами: «ваша любимая процедура, голубчик вы мой дорогой… и хрясть, вж-ж-ж, а-а-а!».

В это время из шкафа вылез очень серьёзный домовой и принялся расхаживать по комнате с какой-то белой тряпкой, растянутой на руках, как поднос, на котором стояло подобие юриниковой «груши радости», сделанной из скомканной салфетки, в которую раньше была завёрнута халва.

Все беззлобно рассмеялись. И сам Юриник не стал исключением, ибо он уже давно привык и смирился с вечным подтруниванием над ним. Он даже практически никогда и не обижался на нас за это, а лишь вяло улыбался в ответ, как в теперешнем случае, или откровенно смеялся вместе со всеми, но подобное происходило только в особо удачных случаях. Ну ещё бы, ему-то грех было обижаться! Подшучивали и посмеивались в нашей компании, надо признать, над всеми без исключения, и это, на мой взгляд, было совсем неплохо, так было намного веселей и интересней жить, и долгая дорога казалась не такой длинной и скучной, да и объединяло это как нельзя лучше. А Юриник, кстати говоря, был непревзойдённым мастером в этой области, хоть и вечно скромничал, прибеднялся и отказывался наотрез признавать свои заслуги, но, тем не менее, сам он никогда не упускал возможности высмеять или поддеть кого-либо из нас, и это у него очень неплохо получалось. Особенно он оживлялся, коли дело касалось его доброго друга Дорокорна. А вот Дорокорн как раз иногда и бывал доведён до исступления шуточками каверзного Юриника в силу лёгкой ранимости своего нежного характера, зачастую остро нуждался в заступничестве и поддержке, которые ему неизменно и безвозмездно обязательно оказывал кто-нибудь из нас. Особенно часто это делал, как ни странно, домовик, второе почётное место занимал старина Дормидорф, про себя же я вновь вынужден, уже в который раз, скромно умолчать! Что поделаешь, таков мой удел. Иначе мне в дальнейшем никто и никогда не поверит, коли я начну, как всегда честно и откровенно, описывать какой-нибудь случай, где я опять должен был проявить свои отнюдь не самые лучшие качества: скромность и ещё раз скромность.

Как же это знакомо! Приостанавливаясь на этом самом месте, все самонадеянно и безапелляционно заявляют мне, что тут уж я точно, как пить дать, несколько увлёкся и даже больше того, откровенно приврал! Ничуть не бывало! Поймите, наконец, просто-напросто в нашей жизни никто не застрахован от роковой ошибки. К моему глубочайшему сожалению, это ложное впечатление складывается у людей лишь потому, что я просто не счёл нужным и недостаточно приукрасил, словом, не договорил, описывая свою скромность, и не сделал я этого совершенно сознательно из-за неё же родимой, скромности!

Вот вам и неопровержимое доказательство моей правоты, что и требовалось доказать. Получается, что это даже не теорема, а самая настоящая аксиома, а вы непростительно ошибались в своём незрелом умозаключении. Мои соболезнования. Ну, ладно, надеюсь, что вы это как-нибудь сумеете пережить.

Хоть у нас ещё и оставалось около пятнадцати минут, но мы решили потихоньку идти в учебный зал, чтобы потом не толкаться вместе со всеми, когда времени останется в обрез.

Спокойно мы прибыли на место и заняли свои старые места. Томарана будто бы никуда и не уходила. Она преспокойно продолжала сидеть за своим столом и сосредоточенно смешивать всевозможные отвары и порошки, в точности как и тогда, когда мы уходили на перерыв, почти два часа назад.

Дорокорн, кивнув в сторону Томараны, сочувственно прошептал на ухо Юринику:

– Погляди, сколько она снадобий за это время успела приготовить!

Юриник бросил украдкой взгляд на учительский стол.

Дорокорн продолжал:

– Смотри, не вздумай задавать ей больше никаких вопросов! Уж будь любезен, потерпи, а то сам знаешь, чем это может закончиться. У неё на тебя уже есть наточенный зуб, и не один! Словом, береги свою нетронутую честь. Береги себя, друг Юриник, ты нам ещё очень будешь нужен, ни в коем разе не повреждённый, а живой и здоровый! Ну, сам подумай хорошенько: куда тебе вдобавок ещё и клизму, ты и так всё ещё совсем плох, бедненький, вон и от сыворотки откровенности, видно не вооруженным взглядом, до конца не отошёл.

Юриник только слабо мычал в ответ и постоянно утвердительно кивал головой.