Галина Гончарова - Азъ есмь Софья

Софья едва не кипела под покрывалом, Иван заметил это и стиснул ее руку, призывая успокоиться.

И вовремя, а то ведь вылезла бы – и услышал бы монах о себе много интересного и невежливого. Алексей, следуя старинной мудрости, вежливо покивал, выслушал все предложения и сказал, что подумает. Обязательно обдумает все плюсы и минусы, примет наилучшее для детей решение, ну и для государства тоже, вы ведь понимаете, все на благо Отечества…

Симеон также лицемерно покивал – и свалил.

Софья выбралась и со злостью сплюнула застрявшее в зубах перышко.

– Сукин сын!

– Сонечка?

– Сестренка, такие выражения!

Софья сверкнула глазами.

– Лешенька, милый, а ты не понял, чего добивается товарищ? Детей он не получил – уже. Но ведь и подростков тоже обработать можно. Слова – такие хорошие, когда ими играешь, как тебе нравится. А он в этом преуспел. Иезуиты – они вообще многому обучены, где б пакость ни случилась – их уши торчать будут…

– Ты уверена?

– Нет, – призналась Софья. – Но вот в том, что добра от этого человека ждать не стоит, – определенно. Не с чего ему Русь любить, не с чего в православие переходить, а он перешел. Зачем? Где его выгода?

– Зато сейчас он при дворе у царя…

– Ванечка, так возле власти – возле смерти…

– Да я вроде жив пока?

– Так сколько у нас и власти той!

Софья фыркнула.

Как же ей хотелось свободы и права делать, что ей вздумается! А то ведь ее даже всерьез не принимают! Все переговоры с посторонними – через Алешку, даже и с давними знакомыми – все равно он подтверждает все ее слова!

А у нее – ничего!

Так Феодосии Морозовой завидовать начнешь! Как-никак – неглупая, самостоятельная, свободная и состоятельная. Пусть она и не распоряжается этим на полную катушку, но ведь и взаперти не сидит! А ежели Софья куда покажется – тут же визг поднимется: царская дочь в люди вышла, вай мэ! Постоянно как по жердочке идешь! Отца боишься, людей стережешься… иногда Софья была благодарна за новую жизнь тем колдунам, а иногда – гвоздями бы их прибить к забору! Жизнь, да в клетке!

– Симеон мне книгу свою оставил…

– «Жезл правления»?

Софья сморщила нос. Писанину сию мужчина написал не так давно, по окончании Собора, но старообрядцам она уже не понравилась, так, что люди прозвали ее «Жезлом кривления». А что до самой Софьи – прочитать она прочитала. И серьезно задумалась.

Нельзя ли как-нибудь эту книжечку развернуть так… короче, чтобы Симеона в ереси обвинили и обратно в Полоцк отправили?

В конце концов, там и интересных мест хватает. Вон Аввакум взвился, прочитав о непорочном зачатии Девы Марии… ересь?

Как подать, а еще кому и когда…

Еретические тенденции Софья отложила, чтобы намекнуть кому надо в нужный момент. Они посидели вместе еще около часа. А потом Софья прокралась к себе в комнату, а Алексей и Иван решили заночевать вместе – не впервые.

Следующий день для Алексея прошел под знаком молитвы, беседы и размышления.

Молитвы – ну тут понятно, за мать.

Беседы?

К нему шли.

Бояре и дворяне словно призраки появлялись и заводили мудрые речи.

О державе, о том, как счастлив царь наследником, как им горестно за царицу, как они молятся за ее здоровье…

Алексей слушал, кивал и думал, что отец развел совершенно безбожное количество дармоедов, нахлебников и воришек. И о том, что разогнать их можно, а вот заменить – некем.

А еще…

Романовы – не Рюриковичи. И связь их с прошлой династией более чем эфемерна. Что могли позволить они, не сможет позволить он. Пока не сможет, а вот потом…

Главное, чтобы были свои люди. Кадры решают все, а у него кадры уже есть.

Школа выпускает не так много, человек по тридцать-сорок в год, ну так это – пока! Надо поговорить с отцом и попробовать открыть еще одну школу. Найти учителей, вон Соня от его имени переписывается с какими-то заграничными учеными, и те вроде как довольны и счастливы. Хвалят «царевича» за ученость и незаурядные дарования. Вот и приглашать их…

Пусть едут, пусть учат, пусть работают и что-нибудь изобретают… нужен ли нам Симеон Полоцкий?

Да к лешему!

Свою академию создадим, лучше прочих!

Алексей так задумался, что и боярина Матвеева не заметил. Впрочем, не тот человек был Артамон Сергеевич, чтобы его долго не замечали. Кашлянул, привлекая внимание, поклонился, поприветствовал царевича и заговорил.

Вроде бы ничего конкретного не сказал, но… Алексей понял, почему отец приблизил этого человека. Шла от Матвеева та самая внутренняя сила, от которой млеют женщины и которой подчиняются животные, угадав хозяина.

Только вот и Алексея согнуть было уже не так просто. Он – царевич, а это – кто? Да слуга его, по большому счету! Не говоря уж о том, что слуга достаточно худородный. Так что взирал Алексей на боярина без всякого почтения, смотря, как Софья научила – в точку между бровями собеседника. И в лицо, и не в глаза, и на нервы действует. И поделом.

Матвеева, конечно, этим было не пронять, так, по броне пощекотать, однако неприязненное отношение к себе царевича он чувствовал. Но – опытен был и умен. Не давил, не подлизывался, разговаривал как со взрослым – любой мальчишка бы потек от счастья, хоть на хлеб намазывай. Сочувствовал, вздыхал, надеялся еще побеседовать с таким умным отроком, а то и сына пристроить к нему в школу, когда мальчик чуть подрастет…

Алексей тоже кивал, слушал, про школу рассказывать не рвался, планами не делился, так что отошел Артамон Сергеевич не шибко довольный.

Подходил и Ордин-Нащокин. Этому Алексей уделил и время, и внимание, выслушал соболезнования – действительно искренние, спросил, как там внуки, выслушал похвалы малышам – такие уж смышленые, такие красавцы, умники какие… в матушку, не иначе!

Алексей Михайлович так из церкви и не выходил, моля не забирать у него жену. Время меняет многое.

Когда-то он не любил Марию, винил ее за несложившееся счастье с Ефимией, но потом привык, сжился, врос… только вот жене об этом не говорил, а может, и зря. Глядишь, она бы себя так не изводила.

Нет, не нужна ему женитьба по любви.

Алексей и сам не знал, но Софья постепенно, исподволь, вкладывала ему в голову простую истину, что правители не могут жениться на ком попало. Им надлежит выбрать себе жену для блага страны, а любовь…

Любовь – это важно, только вот будет она на стороне. И никак иначе.

А чего сейчас об этом думать? Надо помолиться еще за матушку…

Впрочем, все было бесполезно.

Софья угадала абсолютно точно.

Через три дня после смерти новорожденной дочери скончалась и сама Мария Ильинична Милославская.

Интерпретация событий целиком на совести Софьи. – Прим. авт.